Прошел час, потом два, и я стала волноваться. Близилась ночь, и я надеялась, что Сол не зашел слишком далеко, окрыленный энтузиазмом, и не попал в беду. Я подумывала пойти за ним, но не знала, в какую сторону он направился по туннелям. Сейчас он мог быть где угодно.
– Думаешь, с ним все в порядке? – спросил сдавленным голосом пан Розенберг.
– Да, абсолютно. – Я придала уверенности своему голосу. – Он просто ищет вещи для свадьбы. – Но отца Сола это не убедило, и он в тот вечер не стал как обычно готовиться ко сну, а беспокойно расхаживал вперед-назад по комнате.
Наконец далеко за полночь Сол появился у входа в камеру.
– Сол, где ты был? Я так волновалась. Все хорошо? – посыпался на него ворох вопросов.
Он помотал головой, и от мрачного выражения его лица у меня сжалось сердце. Затем позади него появилась темная тень.
– Элла? – Я стояла, пораженная, впервые увидев подругу в канализации. – Что ты здесь делаешь? – На мгновение во мне мелькнула надежда, что, несмотря на абсурдность, в такой поздний час, он пригласил ее на свадьбу и она каким-то чудом согласилась.
Однако взглянув на ее выражение лица, я поняла, что как никогда далека от истины.
– В канализации больше не безопасно. Вам всем сейчас же нужно пойти со мной.
23
После того, как Крыс оставил боеприпасы в канализации и мы ушли прочь от решетки, я вернулась домой. Всю ночь я не спала, представляя себе ужасные вещи, которые могут случиться. Я не должна была допустить, чтобы Сэди согласилась, ругала я себя. Я видела ее робкое лицо, но она твердо была намерена помочь, чем можно. Ни она, ни Сол не были готовы к тому, что просил их сделать Крыс для Армии Крайовой. В обычных обстоятельствах не так уж сложно оставить на ночь пару коробок. Но в жизни Сэди ничего не было обычного; было не меньше десятка вариантов, по которым все могло пойти не так, и каждый из них прокручивался в моей голове неизбежным кошмаром.
Следующим утром я выскользнула из дома еще до рассвета, слишком взволнованная и встревоженная, чтобы ждать дальше. Мне нужно было проверить Сэди и убедиться, что с ней все в порядке. Я шла по пустынному мосту, утренний августовский воздух был теплым и липким. Сначала я подошла к решетке, но, конечно, в такой ранний час там никого не оказалось. Внизу я ничего не разглядела. Оттуда я отправилась в Дебники. Кафе было закрыто ставнями и заперто, как и двери подвала в
Моя тревога усилилась. Я никого не могла найти, чтобы выяснить, что произошло. Подавленная, я направилась обратно в центр города. Мне пришлось бы прождать несколько часов до запланированной встречи с Сэди. После всего, что случилось, я даже не знала, появится ли она вновь. Я добралась до нашего дома на улице Канонича и вошла внутрь, надеясь проскользнуть через фойе и пропустить завтрак. Я не могла сидеть напротив Анны-Люсии и поддерживать разговор. Но когда я проходила мимо столовой, там было на удивление тихо, стол был убран. Ханны на кухне я тоже не слышала. Я гадала, позавтракала ли мачеха или еще не спустилась. Может быть, ее вообще не было дома. Я поднялась по лестнице.
Приближаясь к четвертому этажу, я услышала шорох сверху. Тревога усилилась. Кто-то был на чердаке.
– Эй? – позвала я. Я молилась, чтобы это оказалась Ханна за уборкой. Но шаги были слишком тяжелыми, а движения – неспешными.
Анна-Люсия появилась в дверях моей спальни, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, будто после продолжительного подъема, с торжествующим выражением лица.
– Что это? – требовательно спросила она.
В руке она сжимала кулон Сэди.
У меня кровь в жилах застыла. У Анны-Люсии был кулон Сэди с еврейскими буквами. Как она его обнаружила? Обыскав мою комнату. Это меня не удивило. Но я размышляла, что заставило ее отправиться на поиски.
– Ты рылась в моих вещах? Как ты смеешь? – разозлилась я.
Однако здесь Анна-Люсия одержала верх, и она это понимала – ничуть не смутившись, она шагнула вперед.
– Евреи, где они?
– Я понятия не имею, о чем ты? – Я бы никогда не выдала Сэди мачехе.
Внезапно ее глаза засверкали.
–
– Ты не посмеешь! – Я видела, как она размышляет, планируя рассказать об этом своему любовнику-нацисту, точно подсчитывая, какую это принесет ей выгоду.
– Как много всего оставил мне твой отец! Ты, пособница евреев и маленькая любопытная благодетельница. И этот твой брат,
Она назвала его ужасным словом, которым именуют мужчин, которым нравятся другие мужчины.
– Оставь Мачея в покое!