Девушка с хутора

Они долго и подробно рассказывали отцу о том, как увидали Алешку в мальвах, но тот уже не верил им.

— Приснилось вам.

Тогда Нюра разозлилась и крикнула:

— Вот гад! Вот гад! Ушел! Убить его, гада, мало! Может, это он в моего отца стрелял? Может, он. А? — Она посмотрела на Феню и, глубоко вздохнув, сказала:

— Ох, и дуры мы с тобой, ох, и дуры...

— Вот это верно, — подтвердил отец, — это факт... Сами не спите и другим не даете.

А утром, только поднялось солнце, жена деда Карпо побежала к Марине и сообщила, злобно шамкая:

— Выселяют. Всем семейством...

XX

Как-то ночью Феня проснулась от неистового лая собаки и разбудила отца. Отец вышел в сени, приложил ухо к дверям и стал слушать. Собака не унималась и упорно продолжала на кого-то бросаться. Отец решил посмотреть в окно и вернулся в хату. По стене и по подоконнику скользнул неясный рыжеватый отблеск и исчез. Проснулась и фенина мать.

— Где-то пожар, — с тревогой сказал отец и стал поспешно натягивать на ноги сапоги.

Мать испугалась.

— Не ходи.

Она знала, что ее муж получил уже несколько подметных писем с угрозой убить его. В последнем письме было написано: «Молись богу, Иуда, жить тебе осталось мало. Продал ты хуторян, продал казаков, изменил богу, проклятый. Конец тебе приходит на этом свете, а на том ждут тебя вечные мучения». И с тех пор стоило фениному отцу выйти со двора, как она лишалась покоя. А если он долго не возвращался, все валилось из ее рук. Она беспомощно опускалась на скамью и напряженно ждала его возвращения.

Вот и сейчас сердце у нее упало.

— Ой, не ходи, — повторяла она.

Но он мягко отстранил ее.

— У людей, может, горит, а я буду на печке спать? Да что же я за человек после этого?

И он вышел в сени, из сеней во двор, и вдруг крикнул не своим голосом:

— Катерина!

Она бросилась вслед за мужем и в испуге замерла: увидела, что горят они сами. Под камышовой крышей сарая, где стояли недавно отелившаяся корова и пара их лошадей, прыгали огненные языки.

Фенин отец побежал к колодезю; неожиданно где-то сбоку грянул выстрел, и он упал. Чья-то проворная тень скользнула за хатой и скрылась.

Двор быстро наполнился проснувшимися соседями. Феня и ее мать от ужаса и горя совсем растерялись. Вместо того, чтобы бороться с пожаром, они, позабыв не только о сарае, но и о хате, сидели над трупом отца и в сутолоке, в шуме, среди криков и споров, озаренные багровым пламенем, навзрыд плакали, не зная, что делать, у кого просить помощи. А соседи, боясь, как бы пламя не перебросилось на их хаты, неистово бранили фенину мать, точно она была во всем виновата, и, как остервенелые, бросались в огонь, делали все, лишь бы отстоять свои дворы, спасти свое имущество.

Забыв о ране, прибежал и Степан. Он пытливо всматривался в лица мелькавших перед ним людей. Знал, что убийцу и поджигателя теперь не найти, что не сегодня-завтра могут расправиться и с ним — да уже и пытались его убить, — но не испугался, остался тушить пожар.

Тут же металась Нюра. Выхватив у кого-то ив рук веревку, повела за собой телочку, а потом пригнала в свой двор корову и одну из лошадей. Другую так и не успели спасти.

Поминутно бегая через улицу, Нюра заметила стоявшую у ворот Марину. Как и всегда, красивая и осанистая, Марина холодно посмотрела на нее и еле заметно улыбнулась. Взволнованная убийством фениного отца, тяжелым горем подруги, Нюра даже не заметила этой улыбки и сказала просто, сердечно:

— Ведь вот же несчастье. Бедная наша...

И осеклась. Поймала злые огоньки в глазах Марины.

Медленно повернулась и пошла.

Сарай и часть вишневого садика сгорели, но хату и соседние дворы удалось отстоять. И как только опасность миновала, двор немедленно опустел. Остались только Нюра с отцом и матерью да еще несколько человек.

Феня, с распухшим от слез лицом, жалкая и растерянная, сидела, забившись в угол, и с ужасом глядела на отца. Он, спокойный и равнодушный теперь ко всему, лежал на столе и, казалось, спал.

К утру возле ворот стали собираться проснувшиеся казачки. Их белые платки слегка порозовели под косыми лучами раннего утреннего солнца. Одна за одной осторожно входили они во двор и направлялись к хате посмотреть на покойника.

XXI

Узнав, что отец едет в станицу, Нюра попросила взять и ее с собой. Тетка не очень обрадовалась их приезду. Впрочем, Степан и не зашел к ней, а Нюра сейчас же побежала к Гале. По дороге она неожиданно столкнулась с Лелей.

— Вот не ожидала! Ты к нам? — обрадовалась та.

— К вам...

И вдруг спохватилась:

— Нет, не к вам...

— А к кому же?

— Так... Ни к кому... То есть, к Гале я шла...

— Галя в степи, ее дома нет.

— Дома нет? Ну так что ж...

Нюра вспомнила наказ отца больше никогда не заходить к атаманше, но у нее нехватило мужества сказать это Леле в глаза, да и как-то стало вдруг жалко ее. Не знала, что делать.

— Ну, мне надо идти, — наконец, проговорила она. — Прощай пока.

— Ты сердишься?

— Ничего не сержусь, — Нюра отвернулась.

— Врешь, вижу. Может, из-за Ольки?

— Ничего подобного...

— Какая-то ты стала такая... Не пойму.

— И понимать нечего.

— Твой отец приехал? Да?

— Приехал. А фенькиного убили.

— Как убили? Кто?