– Ой, Бен, повзрослей же ты наконец! Когда ты теряешь все, что тебе дорого, когда ты закрываешь глаза и видишь своего ребенка, лежащего под колесами, о какой дороге в светлое будущее может идти речь? Я не хочу, чтобы ты был рядом и напоминал мне обо всем… Джека больше нет, из-за меня, я в этом виновата. Это еще одна вещь, с которой мне придется теперь жить. Так что проваливай из моей жизни! – Ее глаза были страшны. – Мне что, повторить? Я не хочу, чтобы ты был рядом!
– Ты не права. Я тоже потерял Сильвию. Она была мне как родная дочка, и часто мне казалось, что так оно и есть. Я любил ее как собственного ребенка. Не отталкивай меня. Я любил вас обеих… – Его голос звенел от отчаяния. Как могло случиться такое, что она его выгоняет?
– Не говори о нас с Сильвией с такой нежностью! Ты действуешь мне на нервы. Женился бы ты на Лорне и был бы счастлив. А то болтаешься на ферме, да еще теперь стал моим надсмотрщиком. Уйди! Дай мне жить собственной жизнью! – закричала она и оттолкнула его изо всех сил.
– Не говори так! – Разозлившись, он схватил ее за руки.
– Этот парень пристает к вам? – спросил солидный мужчина, гулявший по дорожке с супругой, услышав их громкие голоса.
– Да-да, пристает, – сердито бросила Миррен и побежала прочь, оставив Бена стоять на месте, смущенного и онемевшего. За что она его так? Что он плохого ей сделал?
Она и не собиралась говорить Бену всех этих слов, несправедливых и жестоких. Но он действовал ей на нервы. Миррен бросилась на вокзал, не желая ни минуты оставаться в этом городе. И дело не в Саутпорте. Эта поездка была ошибкой; запах пива доносился из дверей пабов и дразнил ее.
Ей хотелось очутиться как можно дальше от магазинов и ларьков с рыбой и чипсами, от отелей и беззаботных людей, вернуться в холмы и тишину «Края Света».
Неужели они думали, что эта поездка поможет ей легче пережить печальную годовщину? Тут, кажется, должен быть поезд, идущий на восток в Престон, а там она пересядет на первый же поезд до Лидса, и плевать ей на все. Флорри и Бен могут угоститься обедом в отеле «Скарисбрик», а ей нужно только, чтобы ее оставили в покое.
Тяжелый труд на ферме, все унижения, которые ей пришлось вытерпеть, сыграли свою роль. Вот если бы она могла, как прежде, утешиться выпивкой… Она понимала, что это опасно, но ей требовалось что-то покрепче чая, чтобы поддержать ее на пути домой. Нет, конечно, не виски, а бокал вина. Только один. Она не собирается вновь пойти по этой дорожке…
Миррен сидела в буфете и наслаждалась сладким вкусом тонизирующего напитка. Вино пахло травами и легко текло по пищеводу; следующий бокал тоже легко… И следующий. Но ведь это всего лишь вино… Трех бокалов хватит. С улыбкой на лице она села в поезд. Какое облегчение – она едет домой. Какое облегчение, что она избавилась от благожелательной суеты вокруг нее.
Она сидела в пустом вагоне и смотрела на проплывавшие мимо поля. «Петер дум дик, петер дум дик», выстукивали колеса по рельсам, и ее голова кивала им в такт.
Она проснулась, когда контролер потряс ее за плечо.
– Билет, пожалуйста? – спросил он, и она стала искать в сумочке обратный билет.
– Где я?
– Вам надо было сойти в Хеллифилде, милая. Теперь придется доплатить. Следующая остановка Скарпертон-Узел. Там дождетесь поезда, который идет в обратную сторону.
Она сошла с поезда. Как глупо. У нее слегка затуманились мозги. Тонизированное вино оказалось крепче, чем она думала. Как нелепо, что она проспала свою станцию. Она огляделась и поняла, где оказалась: на другом краю Скарпертона, недалеко от железнодорожной Выемки и методистской капеллы. Как странно – она стояла всего в нескольких ярдах от места, где родилась. Сколько же лет она здесь не была…
Она проголодалась и нервничала. Вино сделало свое дело. Теперь ей придется ждать поезда, который следует из Лидса на север. Все происходило словно в одном из ее кошмарных снов, когда она не могла найти дорогу домой. А ведь сегодня Восьмое мая. Ох, дьявол!
Флорри разозлится на нее за то, что она обругала Бена да потом еще и обманула их, нарушив свое обещание – но ведь это было всего лишь тонизированное вино, и всего три бокала… В общем, на пенни она провинилась или на фунт – большой разницы нет. После всего она не сможет смотреть им в глаза, так что терять ей нечего.
Казалось, ее ноги наизусть знали старые тропы – по боковым улочкам, по булыжным мостовым, мимо террасных домов с лавками на углах; ее преследовал запах бумагопрядильных фабрик и стук тяжелых башмаков по тротуарам, сажа из бесчисленных труб щекотала ей ноздри. На улицах трепетали на ветру флаги – в честь Дня победы.
Охваченная смятением и ностальгией, она отыскала дорогу к Выемке и вагончикам, в одном из которых был ее самый первый дом. «Кроличьи клетки» по-прежнему стояли там в ряд, но в номере пять не было никаких признаков жизни.
Бабушки Симмс наверняка давно нет в живых. Лица, глядевшие на нее сквозь сетчатые пологи, были незнакомые, чужие, не соседские. Теперь она, в своей легкой юбке, коротком жакете и сандалиях, была сельская леди, не горожанка.