Володя, судя по письмам той далекой, оставленной им давно, давно, тоже ушел добровольцем, несмотря на свою молодость, на свои юные годы.
Где он сейчас, этот милый Володя?
Может быть тоже, как и брат этой девочки, по девять суток мерзнет в окопах или лежит где-нибудь беспомощный, сраженный неприятельской пулей.
Что-то нудное, ползучее, неотвязное проникает в сердце и щиплет его противными болезненными щипками.
Встают тяжелые картины, мучительные образы… Груда тел… Реки крови, обезображенные массы того, что было еще недавно живыми людьми. И среди всего этого хаоса, этого ужаса войны, он, Володя, нежный и хрупкий как девушка.
Володя и тысячи ему подобных сейчас там, среди этой бойни, этого ада, рискующие жизнью, каждое мгновенье, а он здесь, как опытный хищник, как ядовитый паук, ищет минуты завлечь в свою паутину беззащитную глупенькую мушку…
Вадим Львович проводит рукой по лицу… Даже пот выступил у него на лбу. И мучительно больно снова кольнуло сердце…
Он смотрит с минуту на юную головку, прильнувшую так доверчиво к его груди…
Что это? Она кажется спит?.. Так и есть, бедная детка!..
Когда получасом позднее Вадим Львович усадив у дверей ресторана в извозчичьи сани Маню и отправив ее домой, идет к себе домой, в свою одинокую холостую квартиру, ему кажется впервые, что в зимнем воздухе разлита какая-то особенная чистая, красивая свежесть, а от темного неба словно веет примиряющим, мягким спокойствием.