Крис поправил ремень гитары. Заиграли первые аккорды «Smokers Die Younger», и он начал петь, слегка перевирая слова. Выступление на Другой сцене давно закончилось, и голос МакКоннелла заполнил собой всю долину, густой и влажный, словно ночной туман. Я почувствовала, как вдохнула его, и он занял все пространство внутри моей черепной коробки, не оставив места ни сомнениям, ни мыслям. Марк откинул волосы назад и сделал несколько шагов к вокалисту, не сводя с него глаз. Крис опустил веки и вытянулся в струну, казалось, он левитирует. Толпа невольно начала подпевать, замерцали фотовспышки.
Потом Марк подошел к Крису почти вплотную, и тот приподнял веки и посмотрел ему прямо в глаза. Их лица оказались совсем близко друг к другу, щека к щеке. Марк начал подпевать, очень тихо, не сводя глаз с вокалиста. Джен, это было по-настоящему прекрасно. Губы Криса дотрагивались до микрофона. Марк что-то шепнул ему на ухо во время проигрыша, и Крис улыбнулся во весь рот, как ребенок. Потом они оба закрыли глаза и позволили песне струиться, обвиваясь вокруг них, как хвост кометы. У меня из глаз покатились слезы, и я зажмурилась, отдавшись целиком пульсирующей волне. Гитарное соло прервал восторженный рев толпы. Так и должно быть, подумала я и открыла глаза.
Сбоку, с той стороны, где стоял Марк, на сцене появился Хью. Он был весь в белом, с ног до головы. Его опухшее лицо и блистающие глаза крупным планом высветились на огромных экранах по обоим краям сцены, и толпа разразилась гулким исступленным ревом. Меня пробрал озноб. Марк и Крис, казалось, даже не обратили внимания: они продолжили играть, глядя друг другу в глаза, но камеры уже забыли о них.
Кривясь от боли, Хью изобразил подобие улыбки, подошел к краю площадки и остановился на самом бортике, раскинув руки по сторонам, как распятый Иисус или Джим Моррисон. Белые одежды на красном фоне в лиловых лучах прожекторов – это было невероятно красиво, почти по-шекспировски, если не по-библейски. Уж точно как что-то из Дэвида Линча.
Толпа бесновалась. Зрители смотрели на него как завороженные, не в силах отвести взгляд от его искрящихся глаз и дьявольской ухмылки на осунувшемся, но все равно невыразимо прекрасном лице. Наконец Хьюго разжал губы и произнес что-то. Его лицо заполнило оба экрана. Я никогда не смогу забыть: сотни тысяч глаз, устремленных в одну точку, гром и молнии на сцене и это лицо, будто ухмылка самой судьбы. Хьюго стоял, раскинув руки, а толпа бушевала океанскими волнами, как настоящий шторм. Потом он схватил микрофон. Сердце у меня упало. Он мог сказать что угодно, назвать мое имя, обрушить на нас все кары небесные. Его шатало, казалось, он вот-вот свалится вниз. Публика неистовствовала, очевидно считая появление Хьюго частью шоу. В конце концов, шли последние минуты величайшего музыкального фестиваля в истории.
– Какая ночь, Гластонбери, – произнес Хью своим хриплым низким голосом и устремил искрящиеся языками адского пламени фотовспышек глаза куда-то вдаль, поверх голов, на полоску неба и мечущиеся на ветру флаги. Кто знает, что он увидел там, на горизонте. – Такая ночь, просто умереть можно!
Это был красивый и страшный момент, и мне показалось, он длился вечность. Но вдруг Хью распрямился как стрела, вцепился пальцами в футболку где-то в том месте, где у него было вытатуировано пламя, чуть слева, удивленно выпучил глаза и двинулся к Марку. Он успел сделать лишь несколько шагов и, пошатнувшись, схватился за край красной портьеры, закрывающей проход за кулисы. О, какая смерть!
Не знаю, каким было его лицо, – он стоял ко мне спиной. Но, когда я представляю себе этот момент, мне неизменно видится дьявольская улыбка и блики черного солнца, которое закатывается в глазах Хьюго, когда его красивое лицо тонет в лавине алого бархата, падающего с высоты.
То, что случилось потом, не поддается никакому описанию. За волной общего ступора наступила паника. Сцену заполнили люди, в зале раздались крики ужаса, началась давка. Девушка из команды организаторов подскочила к микрофону и призвала всех сохранять спокойствие. Подоспевшие медики унесли Хью со сцены. И все это сопровождалось слепящим облаком фотовспышек.
Над «Пирамидой» взмыл в ночное небо большой, похожий на красного жука вертолет скорой помощи. Но ему было уже некуда спешить. Как напишут потом в Твиттере, его сердце разорвалось прямо там, на сцене. Врачи ничего не смогли сделать. Что ж, я только надеюсь, он понял, каково это, когда тебе разбивают сердце.
Status: ошибка при отправке сообщения
Placebo – «Protect Me From What I Want»