С каждым сказанным словом голос Августа становился все громче, и не из-за присущей ему склонности к экзальтации, а из-за усилившегося, не пойми откуда налетевшего ветра. Это был странный ветер, он дул не прямо, а словно бы по спирали, сбивая жеребца с дороги, задавая их пути немыслимую траекторию. Ветер вел их по большой дуге, и путники, враз окоченевшие, не сразу поняли, что это тоже спираль, невидимая, закручивающаяся вокруг заснеженного острова. И свернуть с этого заданного невидимыми силами пути не было никакой возможности. Стоило только Федору направить сани прямо к острову, как ветер едва не сбивал жеребца с ног. Чтобы он окончательно не обессилел и, чего доброго, не переломал на льду ноги, пришлось подчиниться. Теперь дело пошло веселее. Мешал только холод. От холода зуб не попадал на зуб, руки коченели даже в рукавицах. А ледяной рисунок под копытами коня начал меняться. Они заметили это, когда обогнули остров по большой дуге и перешли на другой, чуть более узкий виток. Здесь лед выглядел как враз замерзшая огромная водяная воронка с черной громадиной острова в центре, и теперь сани скользили по этой ледяной спирали, как по рельсам. Чем ближе был остров, тем сложнее было с них свернуть. Федору начало казаться, что и вовсе не возможно. А еще он стал сомневаться, что это их вынужденное кружение когда-нибудь вообще закончится. Надо было слушать Анфису…
Холод и тяжелый путь утомили Августа, и он, счастливчик, отхлебнув из припасенной фляжки коньяку, задремал, а Федору не осталось ничего другого, как молить Господа, чтобы невидимое течение не швырнуло их сани на черные скалы. Он и сам уже начал придремывать от все усиливающегося, до самых костей пробирающего холода, когда услышал волчий вой. В поднявшейся вьюжной круговерти позади саней Федору чудились серые тени. Жеребец их тоже чуял. Он взвился на дыбы, закричал испуганно, почти по-человечьи, и рванул вперед с удвоенной силой. Не нужен был даже кнут. Вот только остров не становился ближе…
А потом Федор услышал новый звук. Звук этот был тих и мелодичен, но удивительным образом заглушал и свист ветра, и волчий вой. Мало того, он, кажется, усмирял ветер, и почти выбившийся из сил жеребец вдруг вскинул голову к серому небу, заржал и помчался вперед размеренной рысью. Не по дуге, а по прямой. Прямо к острову, на котором Федор сумел разглядеть тонкую фигурку Айви. В руках девушка держала что-то длинное, похожее на палку, и только приблизившись на достаточное расстояние, Федор понял, что это не палка, а свирель. Это ее звуки усмиряли бурю. Он перегнулся через борт саней и без всякого удивления увидел, что ледяной воронки больше нет. Под полозьями сверкал самый обычный лед, только очень чистый.
Когда жеребец вытащил сани на берег острова и замер в бессилии, Айви перестала играть на свирели. Надо думать, это была какая-то необычная свирель. Впрочем, было ли хоть что-нибудь обычное на Стражевом Камне? Не успев додумать эту мысль до конца, Федор спрыгнул с саней в пушистый снег, сгреб разрумянившуюся Айви в охапку и не удержался, поцеловал. От этого поцелуя, долгого и страстного, им обоим сделалось жарко. Айви сдернула с головы пуховый платок, а Федор распахнул тулуп, прижал к себе девушку с такой силой, что мог слышать, как бьется ее сердце. Оно билось радостно. Он точно знал, что радостно. Когда воздуха в легких совсем не осталось, он вздохнул полной грудью, а потом сказал:
– Как же я по тебе скучал!
Девушка улыбнулась, и стало ясно, что она тоже скучала, и что его решение ехать на остров было правильным, потому что каждый день без Айви превращался в год.
Наверное, они так и целовались бы до самой темноты, если бы не деликатное покашливание. Август очнулся от дремы и теперь смотрел на них страдальческим взором.
– Здравствуйте, Айви! – Его голос сделался по-стариковски сиплым. – Несказанно рад встрече. И так же рад, что неспокойные волны вынесли наш утлый челн к вашим благодатным берегам.
Айви хихикнула, но тут же перестала улыбаться, прислушалась к далекому, но очень реальному волчьему вою, а потом подошла к Августу, сдернула рукавички, ощупала его побелевшее лицо и жестом велела следовать за ней. Берг подчинился без лишних слов. Выглядел он и в самом деле неважно. Он побрел следом за Айви, кутаясь в лисью шубу, то и дело испуганно оглядываясь. Федор остался распрягать жеребца. Из-за каменных валунов подъехать на санях к дому не было никакой возможности, да и конь изрядно устал.
Перед домом их уже ждал Аким Петрович.
– Покружило вас? – спросил он вместо приветствия и, взяв всхрапывающего жеребца под уздцы, повел в хлев.
– Покружило. – Федор поднял лицо к хмурому небу. Солнце пряталось за низкими тучами, но и без того было ясно, что день уже давно перевалил за середину. Сколько же их носило?
– А Евдокия что же не отговорила? – Аким Петрович потрепал жеребца по холке и тот благодарно ткнулся мордой ему в ладонь. – Разве не говорила она вам, что и зимой в полную луну на озере опасно?