Девушка с тату пониже спины

Он решил спуститься пониже. «Какая вера в себя», — подумала я. Считается за оральный секс, если парень засыпает, три секунды подвигав языком, как старик, жующий последнюю свою овсянку? Если у меня между ног что и увлажнилось, то только из-за его слюней, потому что он уснул без задних ног и храпел прямо в меня. Мне хотелось крикнуть себе: «Беги отсюда, Эми! Ты красивая, ты умная, ты достойна большего!» Я вздохнула и услышала, как разбилось мое сердце; я пыталась не заплакать. Я чувствовала, что теряю себя, что почти вчистую проиграла себя девушке в этой постели. А потом услышала, что музыка поменялась. Зазвучало соло на волынке.

— Бретт, это что? — я тряхнула его, чтобы проснулся.

— Саундтрек «Храброго сердца».

Естественно. Можно было догадаться. Зуб даю, плакат с Мэлом Гибсоном уже был заказан по почте, он уже ехал, чтобы гордо занять свое место рядом с Аль Пачино.

— Ты можешь поставить что-нибудь другое? Пожалуйста?

Он недовольно поднялся, упал на пол и пополз. Я смотрела на щель в его заголившейся заднице, на темную неопрятную бездну, в которую валилась. Я задыхалась. Меня как будто парализовало. Жопа этого чувака была ущельем. Пошли мои 127 часов. Надо было раздолбать скалу и выбраться.

Бретт встал и поставил новый диск. «Детка, ты меня отправила в путь…» Он забрался обратно в постель и попытался затолкать то, что в тот момент было его третьим яйцом, мне в вагину. На четвертой попытке он сдался и опять уснул у меня на груди. Голова у него была тяжелая, а изо рта так несло, что мне пришлось отвернуться, чтобы глаза не слезились. Но слезы уже полились, из-за этого альбома. Из-за этих песен.

— Это кто? — спросила я. Музыка была такая прекрасная. Эти песни меня наизнанку выворачивали. «Купидон, опусти свой лук…» Музыка, которой он сопроводил наше утро, была самой неподходящей из возможных. Его неуклюжие попытки «заняться любовью» больше напоминали Мэла Гибсона, чем Уильяма Уоллеса. А теперь играли самые прекрасные любовные песни, какие я слышала в жизни, а у меня в объятиях лежал этот мальчик-переросток, для которого я — всего лишь последняя попытка кого-то завалить. Я слушала и плакала.

Я смотрела на себя с вентилятора под потолком, как собственная крестная-фея. Дождалась последней безупречной ноты, потом выползла из-под Бретта и выскользнула. Я закрыла за собой дверь и спаслась.

С Бреттом я больше не разговаривала, поэтому так и не смогла его поблагодарить за то, что он познакомил меня с новой мной. И с новой моей любовью — Сэмом Куком.

Прошло тринадцать лет. Я по-прежнему люблю Сэма Кука, и мне по-прежнему время от времени нужна фея-крестная.

В моем телевизионном шоу есть рубрика «Эми погружается», в которой я беру интервью у людей со всякими интересными профессиями или у тех, кто просто нестандартно живет. И как-то раз я снимала выпуск с матчмейкером, который в итоге не вышел. Эта женщина не только позволила мне задать ей вопросы о работе, но еще и меня решила пристроить. Сразу после нашего разговора я должна была встретиться с мужчиной, которого она мне подобрала.

И это был самый неприятный опыт при записи «Эми погружается». На минуточку, у меня были выпуски, где я беседовала с чуваком, который отрицает изменение климата, с пикап-мастером, с социопатом, у которого был подтвержденный диагноз. Но от этой женщины меня накрыло сильнее всего. Я до сих пор бешусь и чувствую себя раздавленной одновременно. Перед интервью она меня оценила по фотографиям в сети и записям моих выступлений. Про парня, с которым она собиралась устроить мою судьбу, она рассказала очень мало, но всячески подчеркивала, что такими не разбрасываются. Описала она его так: шесть футов росту, симпатичный, спортивный. Уверяла, что он смешной, все хохочут над его меткими постами в Facebook. Взялась даже просвещать меня, насколько чувство юмора ценное качество, словно говорила с инопланетянкой, которая раньше никогда с человеческими эмоциями не сталкивалась. «Когда сцепишься с кем-то языками, становится весело и легко — так и чувствуешь: в воздухе нарастает напряжение».

От того, как она меня поучала (меня, женщину-комика тридцати одного года) касательно сексуальной привлекательности и юмора, от ее менторского тона у меня желчь к горлу подступила. Она спросила, как я собираюсь разбить лед в разговоре с мужчиной. Я поинтересовалась, не должна ли я, по ее мнению, «толкнуть его голову вниз, словно взрываю динамит — пууфф».

— Нет, — сказала она совершенно серьезно. — Потому что так вообще-то делают мужчины. Вы же женщина, — напомнила она мне. — Вы должны быть леди. Вы должны сделать все, чтобы ему понравиться. Так что давайте я вам намекну, чего ждать. — Она выдержала паузу, — Думаю, вам нужно просто расслабиться и позволить ему всем рулить.

Потом она с видом знатока отметила, что у меня, наверное, до сих пор никого и нет как раз из-за моих бесконечных шуток про секс. (Разве можно такое говорить и быть леди? Да отсоси, сводница!)