Девушка с тату пониже спины

Конечно, был первый, с кем она встречалась после развода. Его звали Лу — я вам про него рассказывала в главе «Мама», и он, так получилось, был еще и отцом моей лучшей подруги Мии. Потом был Джон, который оказался по меньшей мере торчком, хотя мы с братом и сестрой считали его тупо наркошей. Мама решила, что пора подселить этого чувака к своим детям, когда была знакома с ним пару месяцев. Как-то на выходных мама уехала с Ким на соревнования по волейболу и оставила дома меня и Джона. Но Джон решил уйти в недельный наркозагул, бросив меня дома одну. Я была в то время подростком, так что распсиховалась изрядно. Но, наверное, лучше все-таки с торчками не жить. В мамино оправдание скажу, что, наверное, есть вещи и похуже, чем вселить в дом к своим детям торчка вроде… Нет, вру: хуже торчка нет. После того как он бросил меня одну, мама разорвала их помолвку — до тех пор, пока они не съехались опять и он через несколько месяцев опять не вытворил то же самое.

Потом был Эндрю, и он был очень, очень тормозной. То есть фильм «Я Сэм» серьезно улучшил бы его игру в «Голову вверх». Был Дуг, детская любовь моей мамы, которая ненадолго снова выплыла на поверхность, и Хэнк, с которым мы едва не съехались.

Было и еще несколько. Ни один мне не нравился — на самом деле, я пыталась их отвадить. Как только мама меня им представляла, я начинала звать их «папочкой» и делать все, чтобы их отпугнуть. Я смотрела им в глаза и говорила: «Мама всех мужчин в себя влюбляет, а потом от них устает. Она вас выбросит как „Клинекс“, через неделю». Они хихикали, думая, что это забавно. Пока не падали на дно мусорного ведра.

В третий раз мама вышла замуж за своего бойфренда Моше, персидского еврея из Израиля, владельца автомастерской в Квинсе. Моше был упрям, шумен, неделикатен и полон твердых убеждений. Они с мамой были настоящей искренней любящей парой. Я узнала, что они поженились, перебирая фотографии, которые она бросила на кухонной стойке, когда я как-то в выходные приехала из колледжа. На одной фотографии они стояли с двумя свидетелями перед мировым судьей. Я заорала из другой комнаты: «Вы с Моше поженились?!» Она крикнула в ответ: «Ага!» Они это сделали, чтобы он мог остаться в стране, но тут случилось 11 сентября, и никто больше не горел желанием дать гражданство иранскому еврею. Через несколько лет они развелись, а вскоре Моше пришлось вернуться в Израиль — ухаживать за родителями, и больше его в Штаты не пустили. Я до сих пор по нему скучаю. Моше был добрый, он очень любил нас и нашу маму.

После того как Моше сошел со сцены, мама временами с кем-то встречается, и я надеюсь, что она найдет кого-то, с кем захочет состариться, если ей этого хочется. Иногда мне кажется, что она просто хочет жить одна, и эту склонность я тоже понимаю. Хорошо знаю — как человек, живущий в разъездах, — насколько трудно с кем-то делить свою жизнь, когда так привыкнешь жить сам по себе. Нужно спрашивать всякое типа: «Что ты хочешь на обед?» или «Можно мне еще немножко одеяла?» или «Можно мне еще немножко твоего обеда?» или «Можно на обед будут свинки в одеяле?» [98] А это может оказаться труднее, чем вы думаете. Но это может быть и очень неплохо. Так, я отвлекаюсь. Что может быть лучше свинок в одеяле? Чтобы узнать, читайте мою следующую книгу; моя следующая книга называется НИЧЕГО.

А потом однажды, ни с того ни с сего, мой страх состариться, не выйдя замуж, просто улетучился. Я обрела ощущение полной жизни. Несмотря на разнообразные попытки моих родителей вступить в брак, я слышала рассказы о счастливых вторых браках, или о людях, которые встретились, уже когда им было за пятьдесят или за шестьдесят, — и мне стало спокойно. Я мило обустраивалась в четвертом десятке. Временами с кем-то встречалась, но уже не была этим так поглощена, как в подростковом возрасте и сразу после двадцати. Времена «Он сегодня еще не звонил, а уже три — что это значит?» для меня миновали. Я поняла: нет ничего, чего бы мне не хватало. Я чувствовала себя красивой и сильной — такой, какая я есть. Изнутри. Не от того, какое отражение я вижу в зрачках какого-то парня. Я чувствовала, что у меня все есть.