Девушка с татуировкой дракона

Дорогой Микаэль!

Я глубоко уважаю твою независимость и не собираюсь оскорблять тебя, пытаясь указывать тебе, что писать. Ты вправе писать и публиковать все, что захочешь, и я не намерен оказывать на тебя какое-либо давление.

Если ты будешь настаивать, наш контракт останется в силе. У тебя достаточно материала, чтобы завершить хронику семьи Вангер. Микаэль, за всю свою жизнь я никогда никого ни о чем не умолял. Я всегда полагал, что человек должен следовать своей морали и собственным убеждениям. В настоящий момент у меня нет выбора.

Я прошу тебя как друга и совладельца «Миллениума» воздержаться от раскрытия правды о Готфриде и Мартине. Я знаю, что это неправильно, но не вижу никакого выхода из этого мрака. Я вынужден выбирать между двумя отвратительными вещами, и в проигрыше при этом оказываются все.

Я прошу тебя не писать ничего такого, что причинило бы еще больший вред Харриет. Ты на себе испытал, что значит стать предметом кампании в СМИ. Кампания против тебя носила довольно умеренный характер, но ты, вероятно, можешь себе представить, чем это обернется для Харриет, если правда выйдет наружу. Она промучилась сорок лет, и ей незачем еще больше страдать из-за действий ее отца и брата. Я прошу тебя также подумать о том, какие последствия эта история будет иметь для тысяч работников концерна. Это добьет ее и уничтожит нас.

Хенрик.

– Хенрик говорит также, что если вы потребуете компенсации за финансовые потери, которые понесете, отказавшись от публикации этого материала, он готов это обсуждать. Вы можете выдвигать любые финансовые требования.

– Хенрик Вангер пытается меня подкупить. Передайте ему, что я предпочел бы, чтобы он не делал мне такого предложения.

– Для Хенрика эта ситуация мучительна точно так же, как и для вас. Он очень любит вас и относится к вам как к своему другу.

– Хенрик Вангер просто ловкий мерзавец, – сказал Микаэль. Он вдруг рассвирепел. – Он хочет замолчать эту историю. И играет на моих чувствах, зная, что я его тоже люблю. А то, что он говорит, на практике означает, что у меня развязаны руки. Правда, если я это опубликую, ему придется пересмотреть свое отношение к «Миллениуму».

– Все изменилось с появлением на сцене Харриет.

– И теперь Хенрик выясняет, сколько я стою. Я не собираюсь выставлять Харриет напоказ, но кто-то должен рассказать о тех женщинах, которые попадали в подвал Мартина. Дирк, мы ведь даже не знаем, сколько женщин он загубил. Кто собирается говорить от их имени?

Лисбет Саландер вдруг оторвала взгляд от компьютера и нежным до приторности голосом обратилась к Дирку Фруде:

– Неужели никто в вашем концерне не собирается предложить взятку мне?

Фруде растерялся: его снова угораздило не принять ее во внимание.

– Будь Мартин Вангер сейчас жив, я бы рассказала о нем все, – продолжала она. – Какое бы соглашение у вас с Микаэлем там ни было, я бы проинформировала о нем во всех подробностях первую попавшуюся вечернюю газету. А имей я такую возможность, я затащила бы Мартина в его собственную пыточную нору, привязала к столу и проткнула бы ему мошонку иголками. Но он мертв.

Она обратилась к Микаэлю:

– Я довольна таким исходом дела. Ничто уже не возместит ущерба, причиненного Мартином Вангером своим жертвам. Зато сложилась интересная ситуация. Ты пребываешь в таком положении, что можешь продолжать вредить невинным женщинам – прежде всего Харриет, которую ты так горячо защищал по пути сюда. Я спрашиваю тебя, что хуже – то, что Мартин Вангер насиловал ее, или если ты проделаешь с ней то же самое на страницах газет? Перед тобой симпатичная дилемма. Возможно, тебе сумеет помочь советом комиссия по этике Союза журналистов.