Девушка со снайперской винтовкой

Но самое потрясающее впечатление произвели работавшие здесь люди. Это были главным образом женщины и подростки. Все в зимних пальто, телогрейках или полушубках, в теплых шапках или платках, в валенках. Несмотря на сильный холод, все сосредоточенно работали. И как работали! Обратила внимание на то, что некоторые подростки стоят на каких-то ящиках. Подумала, что это для тепла, но потом поняла, что многие подростки из-за своего маленького роста без этих ящиков просто не смогли бы управлять станками. Неудивительно, ведь некоторым мальчишкам и девчонкам было лишь по 13–14 лет.

До сих пор, когда вспоминаю наш цех, видятся мне длинные сигарообразные корпуса торпед, отполированные до блеска, огромные шары морских мин. И люди — смертельно уставшие от непосильной работы и недосыпания, истощенные, всегда голодные, посиневшие от холода.

Начав работать, узнала, что в цехе всего несколько мужчин, в том числе начальник цеха Иванов и слесарь-инструментальщик Д. Полтев. Вот к этому последнему я и попала в подчинение. Скверный был старикашка, куркуль настоящий, норовил всегда хапнуть побольше, не гнушался и приписками. Но в своем деле — ас, при этом еще и единственный такой специалист. Вот и терпели его.

Меня определили кладовщицей в инструментальную кладовую, одновременно поручили Полтеву обучать меня тому, чем занимался он. А занимался он очень ответственным делом — собирал какие-то узлы для взрывных устройств морских мин и торпед. Многие детали делались им вручную. Я уже не помню названий этих изделий и деталей к ним, но главное, что без них ни один снаряд не мог взорваться.

Рабочее место моего мастера было оборудовано здесь же, в кладовой, где я работала. Это позволяло мне каждую свободную от основной работы минуту использовать с толком, обучаясь полтевскому мастерству. Правда, поначалу свободных минут было мало. Но потом, когда я освоилась с работой и лучше стала управляться с обязанностями кладовщицы, обучение пошло быстрее.

Работа была тяжелая, целый день на ногах. Я выдавала и принимала инструменты: ручные дрели, ножовки, молотки, зубила, сверла, фрезы, керны и прочее. Это сказать легко — выдавала и принимала. На деле же… За каждой единицей инструмента — к стеллажу и обратно, туда и обратно. Не перепутать ячейки и не положить, к примеру, сверло одного диаметра в ячейку, где лежат сверла другого диаметра, иначе потом никогда это сверло не найдешь. А у окна выдачи инструмента — очередь, все требуют быстрее, чтобы времени попусту не терять. И так — с утра до вечера, в течение двенадцати часов (такова была продолжительность рабочего дня).

Сколько я пролила слез! Инструмента и так катастрофически не хватало. Да еще мальчишки часто портили, ломали его, иногда по неопытности, а иногда и по шалости — дети все-таки. А рабочие требуют, кричат, ругаются. Целый день в ушах: «Давай, давай, такая-сякая!» Пойдешь к слесарю-заточнику с поломанным или затупившимся инструментом, а он тоже: «Такая-сякая, куда смотришь, что инструмент в плохом состоянии! Точи сама!» А как точить, если не умею? Спасибо моему учителю: хоть и неважный он был человек, но сжалился надо мной, иногда сам стал затачивать инструмент, а главное, меня этому научил. Стало намного легче.

Затем меня допустили в святая святых: вместе со старым мастером я стала собирать те самые изделия, от которых зависел весь цех: сколько мы их вдвоем соберем, столько и продукции уйдет из цеха. Вскоре получила 3-й разряд по профессии слесаря-инструментальщика.

А над инструментами плакала уже другая девчонка. Ей, правда, было легче, я понемногу помогала, когда была такая возможность.

Работая на заводе, мы очень хорошо чувствовали (именно чувствовали) обстановку в зонах морских сражений. Бывали дни, и нередко, когда всех рабочих цеха собирали на пятиминутный митинг и говорили, что надо поработать сверхурочно. Мы понимали: или где-то идут тяжелые бои на море, или готовятся крупные морские операции, от нас требуется дополнительная продукция. Сверхурочная работа могла продолжаться и сутки, и двое, и даже трое суток. Ночевали в цехе, располагаясь на верстаках, на ящиках, у станков. В эти дни нас немного подкармливали в заводской столовой.

А иногда люди засыпали прямо на рабочем месте. Из-за этого всякое случалось — были и травмы, и увечья. После аврала отпускали на двенадцать часов домой, на отдых — и снова за работу.

Но никто не роптал. «Все для фронта! Все для победы!» — эти слова стали главным девизом для страны на долгих четыре года войны. Люди много и самоотверженно трудились, боролись за перевыполнение планов. Лучшим бригадам присваивалось наименование «фронтовых». А сколько было добровольных пожертвований в Фонд обороны на строительство танков и самолетов! Сдавали драгоценности, деньги, антиквариат. Женщины, и старые и молодые, вязали для солдат носки, варежки, иногда на последние деньги покупали махорку, папиросы и все это посылали на фронт. Писали солдатам письма. В те годы появилось много доноров, люди сдавали кровь для спасения жизни раненых.