Девушка у обрыва

Супруги Бываевы сидели возле круглого стола в той комнате, что рядом с кухней. Занавеска на окне была задёрнута для секретности. Стол, как сейчас помню, накрыт был холщовой скатертью с вышитыми на ней розами и бабочками – работа тёти Лиры. Шесть гранёных кефирных стаканов стояли на столе: три пустых и три – наполненных вишнёво-красной жидкостью.

– Павлик! – обратилась ко мне тётя Лира тревожным голосом. – Павлик, мы решили дать тебе выпить этого самого… Чтоб не постороннему кому, а своему, понимаешь? И одна к тебе просьба: молчи об этом деле!

– Твоё дело, Павлюга, выпить – и молчать. Понял? – строго произнёс дядя Филя.

– Учти, Пауль, если раньше времени начнёшь болтать, тебя просто за психа сочтут. Не поверят! – добавил Валик.

– А поверят – так ещё хуже, – вмешался дядя Филя. – Нынче доцентов всяких развелось – что собак нерезаных, все около науки кормятся. Затаскают они нас по разным комиссиям. Ещё и дело пришить могут, что я не так распределил это лекарство. А чем я докажу?! Квитанций-то на руках нет.

– Опять же Филимону Фёдоровичу на пенсию скоро выходить, – испуганно зашептала тётя Лира. – А если пойдёт о нём вредный слушок, что ему миллион лет жить, то в райсобесе засомневаться могут, давать ли ему пенсию.

– У дедули есть полный шанец без пенсии остаться, – подтвердил Валик.

– Значит, договорились? – просительно произнесла тётя Лира. – А теперь пей, Павлик, пей!

И она подала мне стакан.

От густой влаги тянуло таинственной свежестью. Вереница мыслей промчалась в моём уме. Мелькнула догадка: через сверхдолгожительство я обрету всемирное поэтическое величие. Волны будущей славы к моим подступили стопам, зазвенели, запели, заплескались в гранит пьедестала. Я ведь стану великим, бессмертным я стану в веках! Современных поэтов я оставлю навек в дураках! Я всех классиков мира, всех живых и лежащих в гробу, всех грядущих пиитов своим творчеством перешибу! Будет книгам моим обеспечен миллионный тираж! Я куплю себе «Волгу», построю бетонный гараж! Будут критики-гады у ног пресмыкаться моих! Всем красавицам мира я буду желанный жених! Моим именем будут называть острова, корабли! С моим профилем будут чеканить песеты, рубли! Буду я ещё бодрым, ещё не в преклонных годах, – и уж мне монументы воздвигнут во всех городах!..

Я выпил стакан до дна и ощутил привкус прохлады и лёгкой горечи. Через мгновение ощущение это прошло.

– В нашем полку прибыло! – заявил дядя Филя.

– А кому остальные две дозы? – спросил я. – Рамушевым, наверно?

– Нет, не подходят они для такого дела. Раззвонят на весь свет, – сухо ответил дядя Филя.

– Одну порцию тогда, верно, соседке дадите, Мармаевой? – стал выпытывать я.

– Людка Мармаева не подходит, – возразила тётя Лира. – Она почём зря своих кур в наш огород допускает, сколько раз я ей говорила… Дай ей этого лекарства, а потом миллион лет мучайся из-за её кур! Да и болтать она любит, язык без костей… Тут Валентин один совет дал…

– И опять повторяю: одну дозу надо дать Хлюпику! – решительно заявил Валик. – Сейчас ему пять лет, а собаки в среднем живут до двенадцати. Через десять-пятнадцать лет действие экстракта будет доказано на живом ходячем факте. Сейчас нам нет смысла шуметь о своём долгожительстве, но в будущем оно нам ой какую службу сослужит! Мы все великими людьми станем.

– Во головизна-то у Валика работает! – восхитился дядя Филя. – Мы все великими будем, а Хлюпик наш ходячим фактом будет – с хвостом!

– Жаль на собачонку экстракт тратить, – высказался я.

– Павлик, если мы тебе такую милость оказали, жизнь вечную-бесконечную бесплатно выдали, так ты не думай, что наши дела имеешь право решать, – обиделась тётя Лира. – Я, может, давно уж мечтаю, чтоб Хлюпик за свою честность никогда не помирал.

Любимчик её был тут как тут. Слыша, что упоминают его имя, он вылез из-под стола, разлёгся посреди комнаты и притворно зевнул. Потом подошёл к хозяюшке и требовательно тявкнул.

– Чует, умница, что о нём разговор! Всё-то Хлюпик понимает! – заумилялась тётя Лира. Затем принесла из кухни чистую тарелку, поставила её на пол и вылила в неё содержимое одного из стаканов. – Пей, Хлюпик! Пей, ангельчик честный!

Пёсик неторопливо, без жадности начал лакать инопланетную жидкость. Опустошив тарелку, он благодарно икнул.

– А шестую дозу кому? – спросил я. Ответом было неловкое молчание. Потом дядя Филя, потупясь, произнёс:

– Не стоит нам этим питьём с чужими людьми делиться. Подведут. Нельзя нам счастье своё упускать.

– Фроське надо дать, – предложил Валик. – Тогда у нас два живых документа будут: собака и кошка.

– А и верно, чем Фроська хуже Хлюпика, – согласился дядя Филя. – Сколько она мышей-то переловит за миллион лет! Не счесть!.. Лариса, покличь-ка её.

Тётя Лира прошла сквозь кухню на крыльцо и стала кликать:

– Фроська! Фроська! Фроська! Кушать подано!

Потом вернулась в комнату и заявила:

– Опять она шляется где-то, шлындра несчастная!.. Ну, кошка, через блудность свою потеряла ты жизнь вечную!