Девушка в бегах

Я допускаю ошибку, повернувшись на сиденье, чтобы посмотреть назад, – и от головной боли мне кажется, будто машина кружится вокруг меня. На целую минуту мне приходится сосредоточиться на дыхании, и только тогда я снова обретаю способность говорить.

– Ошибку? Какую ошибку?

– Ошибку, от которой я больше не могу убегать.

Укрытие

Через несколько часов я уже даже не понимаю, в каком мы штате. Мама сворачивает к придорожному мотелю, за которым простирается березовая роща. Здание выглядит совершенно непримечательно за исключением мигающего неонового указателя с изображением девочки, ныряющей в бассейн. Мотель достаточно удален от любых населенных пунктов, чтобы казаться пугающим даже без учета обстоятельств, которые нас сюда привели. Ближайший признак цивилизации – крошечный торговый центр, мимо которого мы проехали, находится примерно в полутора километрах отсюда – судя по вывескам, там были ломбард, секонд-хенд и заправка, на которой работала только одна колонка. Пригладив волосы, мама смотрится в зеркало заднего вида, проверяя, как выглядит помада, а затем вылезает из машины и велит мне оставаться на месте.

– Твоя рубашка, – говорю я, и она замирает, открыв дверь. Посмотрев вниз, она замечает кровь на плече. Это я запачкала ее, когда мы пересаживались в другую машину у «Walgreens».

Она вытаскивает заколки, удерживавшие ее прическу, и тщательно укладывает на плечо длинные темно-рыжие волосы. Затем уходит, скрывается в помещении администратора и возвращается через несколько минут с ключом от пятого номера.

От потока холодного воздуха из кондиционера у меня снова начинают стучать зубы, и я позволяю маме отвести меня к кровати и усадить на бледно-розовое покрывало. Шторы уже задернуты, но она поправляет их снова, а затем вешает на ручку двери снаружи табличку «Не беспокоить».

Затем она снова уходит, но быстро возвращается с моим рюкзаком, своей спортивной сумкой и пакетами, добытыми во время восьмиминутного визита в аптеку. Доставая различные средства первой помощи, она заговаривает со мной. Промывает порезы на моих руках, а затем переходит к голове. Теплые пальцы осторожно касаются источника боли у моего виска.

– Я не могу отвезти тебя в больницу. Мы сделаем все, что можно сделать своими силами. Порез неглубокий, но я не смогу его зашить, так что, скорее всего, останется шрам.

Ее пальцы придвигаются чуть ближе к линии волос.

– Голова кружится?

– Не так сильно, как раньше.

– Хорошо.

Еще через пять минут она снова присаживается рядом со мной и подносит руку ко рту, кусая ноготь большого пальца – такой знакомый жест в такой немыслимой ситуации, что я чувствую комок в горле.

– Возможно, у тебя сотрясение.

Однажды со мной уже было подобное – когда я упала с дерева. На этот раз я чувствую себя еще хуже.

– Ты обещала объяснить. Мам…

– Прекрати. – Она резко выпрямляется. – Нет времени объяснять тебе все. Мне нужно избавиться от этой машины и…

– Тогда объясни мне часть. Хоть что-то.

Она не хочет говорить ничего, это очевидно, но она все же начинает отвечать – возможно, потому, что кровь сочится из моих порезов буквально у нее на глазах.

– Я скрывалась очень долго, еще до того, как у меня появилась ты.

– Папа знал?

Она медлит, словно ответ может дать больше, чем она хочет.

– Он… Нет, он не знал.

Кровать проседает, когда она опускается на нее рядом со мной.

– Я была осторожна, всегда была осторожна. Иногда я почти верила, что они больше не ищут… – Она обрывает себя, не договорив фразу. – Но теперь все иначе. Нам не скрыться. Они знают, как мы выглядим, где мы живем…

Потому что я показала им. Вот чего она не произносит вслух. Я создала профиль на сайте знакомств, с фотографией, где мы стоим на фоне нашего дома – в который они потом вломились. Номер дома не был виден на фото, только дерево и край здания. И я даже не использовала ее полное имя. Но кто-то нашел нас. Меньше чем через два часа после того, как я разместила пост.

Это невозможно. Нельзя отыскать человека так просто и быстро, правда же?

Кажется, меня снова вот-вот стошнит.

Она снова поправляет мои волосы, откидывая их назад – осторожно, не делая резких движений.

– У тебя сотрясение, поэтому тебя нужно будить каждый час. Так что я поставлю будильник на телефоне.

Она тянется к другой сумке, достает из нее одноразовый мобильник и кладет его мне в ладонь. Я пытаюсь вернуть его.

– Почему ты не сможешь просто сама разбудить меня? – Она не отвечает сразу, и я сжимаю ее предплечье свободной рукой. – Мам?

Она вздрагивает.

– Потому что мне надо идти.

Она высвобождает руку.

– Слушай внимательно. Тебе нельзя выходить из этой комнаты, что бы ни случилось. Не открывай дверь. Не выглядывай в окна. Не пользуйся местным телефоном. Не отвечай, если он зазвонит. Не совершай исходящих вызовов с мобильника.

Поколебавшись, она выдергивает телефонный шнур из стены. Даже если бы я собиралась нарушить ее приказы – а я не собиралась, – она лишила меня возможности выбора.

– Это только на несколько дней. Я позвоню тебе, как только смогу.

Я смотрю на нее.

– Серьезно, ты оставишь меня здесь? Почему мы не можем пойти в полицию?