«Есть старинная легенда о том, что у судьбы есть красная нить, которой небеса связывают мизинцы тех людей, которым суждено быть вместе, независимо от времени, места и обстоятельств. Эта нить может растягиваться или путаться, но она никогда не рвется. Следуй за нашей нитью и найдешь меня, ожидающую твоего возвращения в нашем маленьком домике с соломенной крышей».
В конверт вместе с запиской я вложила две красные нити, по одной для каждого из нас. Он должен знать, что мои чувства к нему и мои намерения не изменились. Правда, и отношение отца к нему тоже не изменилось, но этого я решила не говорить. А еще мне думается, что мама поддерживает меня, и я понимаю ее нежелание вступать в противостояние и ее молчание. Она — представитель другого поколения, и ей не встретился такой человек, как Хаджиме, чтобы вдохновить ее на смелые речи и действия. Я лишь надеюсь, что мой пример может вдохновить ее саму.
Со вздохом я откидываюсь на спинку сиденья и наблюдаю за женщиной с ребенком, сидящими напротив меня. В то время как я сижу на тесно забитом сиденье, рядом с ними никто не садится. Пассажиры делают вид, что не обращают на них никакого внимания, но образовавшееся вокруг них свободное место обозначает только одно: отвращение. И пусть их одежда чиста, волосы аккуратно причесаны и на них нет медицинских масок, указывающих на то, что они больны, — никто не посмеет приблизиться к ним из нежелания оскверниться, из-за того что в ребенке явно видна смешанная кровь.
Маленькая девочка замечает, что я на нее смотрю, и я ей улыбаюсь. Из кармана я достаю два кубика конфет дагаси и предлагаю ей одну. Девочка просто смотрит на меня.
— Возьми, пожалуйста, у меня есть еще, — говорю я, протягивая конфеты еще ближе к ней.
И тогда она с радостью берет мой подарок.
Всеобщее безразличие как рукой сняло. Сидевший рядом со мной мужчина вскакивает со своего места, женщина рядом с ним отодвигается подальше от меня. Дремавшая до этого женщина просыпается и шлет мне пылающие взгляды. В их глазах я тоже стала прокаженной, но я не обращаю на них внимания.
Мне невыносимо это видеть. Если у нас с Хаджиме будут дети, то к нам будут относиться точно так же.
Светлая кожа и миндалевидные глаза этой девочки являются живым доказательством того, что мы проиграли эту войну, что радикальные западные идеи Америки вторглись в наши традиции, что они замарали нашу кровь. Она — полукровка, и хоть этот ребенок ни в чем не виноват, само ее существование позорит и пугает людей.
А настрой моей страны и страх моей семьи позорят и пугают меня.
У меня на глаза наворачиваются слезы. За эту девочку и ее мать, за меня саму, за то, что я не знаю, что мне делать. Я достаю из кармана оставшиеся у меня конфеты, и девочка берет их все до единой.
Поезд сбрасывает скорость, скрежещут тормоза. Нетерпеливые пассажиры встают и начинают пробираться к двери, стараясь как можно скорее отстраниться и от меня, и от девочки с матерью.
Сойдя с поезда и направившись домой, я стараюсь смотреть только на горизонт. Мне надо торопиться, но я уже и так опоздала. Бабушка часто говорит: «Снявши голову, по волосам не плачут». Носками туфель я поддеваю гравий на дороге, поднимая протестующие столбики пыли.
— Наоко! — с вершины холма до меня доносится зычный голос.
Я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть, кто идет мне навстречу, и сразу ощущаю резкий толчок в груди, словно меня ударила молния. Волна жара охватывает меня снизу вверх до самой шеи.
Не может быть.
— Твой отец отправил меня и Таро на твои поиски, — теперь, когда он подошел ближе, его голос смягчился. — Сам он отправился в дом твоей подруги Кико, а я решил пойти к железнодорожной платформе и вот нашел тебя.
— Да, я здесь, — я стою во внимательном молчании, до нас доносится шуршание листьев. Может быть, мне просто нечего ему сказать? Я все еще не понимаю, что происходит. — Разве наша официальная встреча не
— Да, но
О чем я могла бы знать, если бы отец меня предупредил.
Мы немного постояли, внимательно вглядываясь друг в друга. Я обдумывала свои дальнейшие планы, а он, возможно, проклинал судьбу.