Девушка в красном

Хотя, с другой стороны, на холоде вирус может распространяться не так быстро, да и патрули станут попадаться реже. В конце концов, нельзя же согнать в эти лагеря всех до последнего. Просто удивительно, зачем властям понадобилось тратить на это столько усилий, несмотря на убыль численности как гражданских, так и военных. Болезнь не щадила ни тех, ни других.

И почему им так важно никого не упустить? Будь она сторонницей теории заговора, точно решила бы, что тут дело нечисто. Если карантин и ограничение свободы передвижения необходимы, чтобы сдержать распространение заразы, то из-за редких одиночек, бродящих где-то в безлюдной глуши, вряд ли что-то изменится. Но патрули явно отлавливали всех подряд, и ей казалось, что на такое тщательное прочёсывание местности только впустую тратятся силы и средства.

Наверняка тут что-то посерьезней вируса. Только ей не хотелось раздумывать ни о вирусе, ни о властях, ни о суровых военных, окружающих хижину, пока она спит.

Дело уже близилось к вечеру, Краш решила остаться в хижине еще на одну ночь. Она понимала, что дает себе поблажку, ведь так не хотелось ночевать под открытым небом, но твердо решила, что наутро отправится дальше во что бы то ни стало.

Иначе можно здесь застрять на несколько дней, разнежиться в тепле и сытости без необходимости тащить всю еду на себе, но чем дальше, тем труднее будет собраться с силами, чтобы продолжить путь. Ноги ослабнут, рюкзак станет неподъемным, и прощай закалка, с таким трудом приобретенная за время скитаний по лесу. В общем, она себе пообещала, честно-пречестно, прямо как в детстве, когда они играли с Адамом, что не ляжет спать, пока всё не будет готово к выходу, и как только проснется, сразу тронется в путь.

Не смей думать про Адама.

Наевшись до отвала, она достала книжку и немного почитала при свете специального фонарика на прищепке, прислушиваясь к доносящемуся снаружи шуршанию мелкой ночной живности в опавшей листве.

Пожалуй, там водились животные и покрупнее, какие-нибудь олени, лисы или койоты (настоящие, а не двуногие), а может, даже медведи, но они не издавали такого шума, который бы мог ее потревожить, и она задремала, уронив книгу на грудь, как с ней не раз бывало дома в старые добрые времена.

Наутро она сдержала свое обещание и с первыми лучами солнца отправилась в путь, позволив себе напоследок лишь позавтракать горячей кашей, сваренной из найденной на полке овсянки. Завтрак и обед обычно съедались холодными на ходу, и устоять перед соблазном отведать овсянки, которая ей раньше не очень-то нравилась, а теперь казалась изысканным лакомством, Краш просто не смогла.

Перед выходом она сверилась с картой, пытаясь хотя бы примерно сориентироваться на местности. Краш находилась в самой гуще леса, в двух днях ходу от шоссе, но точно не знала, сколько прошла в ночь, когда у костра появился тот тип. Обычно она помечала на карте встречающиеся по пути дороги и города и по ним выверяла курс, но дорожные знаки и даже хоженые тропы уже давно не попадались. Пожалуй, до бабушки оставалось около сотни миль.

По ее прикидкам выходило, что примерно на следующий день должна встретиться отмеченная на карте тропа, по которой миль через девять можно добраться до шоссе. Обойти его невозможно – оно петляет через весь лес с востока на запад. От мысли о необходимости пересекать шоссе пробирала дрожь – мало ли кто там попадется, к тому же еще были свежи воспоминания о недавней трагической стычке возле автострады.

Ко всему прочему у самого перекрестка находился город, так что вероятность нежелательной встречи только повышалась.

Поскольку деваться всё равно некуда, она решила двинуться по тропе, пусть и неухоженной – всё-таки полегче, чем продираться сквозь чащу, не так выматывает.

По лесным колдобинам особо не разгонишься. Мама предсказывала, что покалеченная нога в пути будет сильно уставать, и оказалась права. Несмотря на всю подготовку, культя действительно уставала быстрее здоровой ноги, и порой к вечеру Краш начинала прихрамывать, а потом и вовсе шагу ступить не могла. Поначалу она строила грандиозные планы продвигаться по восемь-десять миль в день, но чаще всего удавалось преодолеть не больше пяти-шести, особенно если приходилось карабкаться по холмам, все зависело от количества препятствий на пути и самочувствия.

Пара дней отдыха в хижине, несомненно, пошла на пользу: с каким удовольствием она дала отдых обеим ногам и вволю отоспалась.

Сворачивая карту, она решила, что не так уж и сильно задержалась, хотя могла бы продвигаться и побыстрее. Будь она здоровой, да в лучшей форме, вполне могла бы осилить за день десять миль, а то и двенадцать, только мечтать не вредно, лучше смириться с тем, что есть. Она ведь готовилась к походу, просто не ожидала таких трудностей (конечно, самой себе признаться легче, чем кому другому).