Девушка в красном

Когда она предложила разбить палатки на полянке примерно в четверти мили от шоссе, Адам возражать не стал. Не проронил ни слова, пока она кипятила воду на маленьком костерке и когда угостила едой из своего рюкзака. Просто залил кипятком и принялся есть. Хорошо хоть ложку себе додумался захватить, а то у нее лишних приборов не было, и кто знает, как бы всё обернулось, будь у них одна ложка с вилкой на двоих.

После ужина он забрался к себе в палатку и больше не показывался, оставив сестру в одиночестве у костра.

Глава восьмая Будь под ним змеёй [12]

Раньше.

Ночью Краш едва забылась тревожным сном, ей то и дело мерещился рёв тяжелых армейских грузовиков с вооруженными людьми.

Наутро они упаковали снаряжение, и снова двинулись в путь. Адам не возражал против ее плана дойти до кемпинга – то ли соглашался с ней, то ли ему было все равно. Как бы то ни было, ей нравилось всё делать по-своему, так что остаток пути до шоссе они прошли молча.

Тропа оканчивалась небольшой грунтовой площадкой, где туристы, направляющиеся в лес, могли оставить машины.

По другую сторону шоссе оказалась такая же тропинка с площадкой, а дальше по шоссе слева виднелась заправка и небольшая деревушка.

Краш почти ожидала увидеть блокпост, столпотворение солдат и людей, отправлявшихся в лагеря, но, разумеется, ничего подобного там не оказалось.

– Пойдем на заправку, может, едой разживемся, – предложил Адам.

Она понимала, что это необходимо, но ее вдруг охватило такое же навязчивое предчувствие беды, как перед той роковой поездкой в спортивный магазин.

– Вряд ли там найдешь чего полезного, – сморщилась Краш. – Может, лучше потерпим до более крупного города? Чего рисковать по пустякам?

– В большом городе и людей больше, – заметил Адам. – А тут вокруг никого, совсем как дома.

И не оборачиваясь зашагал по обочине.

– Адам, подожди, – окликнула Краш. – Спрячься хоть за деревьями.

– А зачем? – удивился он, – машину услышишь гораздо раньше, чем увидишь, так что успеешь юркнуть в лес, как мышка.

Поняв, что уговоры бесполезны и он никого не послушает, дальше спорить она не стала. Хотя так трудно было промолчать, не утащить его под безопасную сень деревьев, выстроившихся по обе стороны вдоль дороги.

И опять Краш почувствовала то предательское покалывание в шее, словно кто-то выслеживает ее издалека, чтобы налететь, схватить и запихнуть в какой-нибудь фургон.

Она поймала себя на том, что затаила дыхание, чтобы лучше слышать, не прозевать коварно крадущихся врагов, и немного встряхнулась – ну что за глупость, только задохнуться еще не хватало.

Как и ожидалось, людей на заправке не оказалось, и на всех придорожных магазинах висели таблички: «Закрыто». Следов погрома, как у них в городе, заметно не было – ни валяющихся повсюду обломков, ни разбитых витрин.

Наверное, в этой деревеньке и в лучшие времена народу было не густо, так что даже с концом света мало что изменилось. Как будто люди еще завтракали по домам, а магазины просто не открылись.

Вход на заправку оказался заперт, и путешественники принялись разглядывать витрины с аккуратными рядами пакетиков с чипсами и печеньем, пачек сигарет и лотерейными билетами.

– Придется стекло высадить, – заявил Адам.

Краш поморщилась – бить стёкла не стоило по многим причинам, но главная – уж слишком это смахивало на кражу со взломом. Мысль, конечно, дурацкая, ведь хозяин теперь вряд ли объявится, а даже если и вернется, неужто поскупится на еду для голодных ребят?

А еще эта стеклянная дверь выходила на шоссе, и Краш никак не удавалось отделаться от назойливого ощущения чужого взгляда. Тихо выбить стекло не получится, а из-за шума не услышишь, если кто-нибудь появится, да и спрятаться будет негде.

– Может, поищем черный ход? – как можно небрежнее предложила Краш, стараясь скрыть свои опасения из-за притаившихся в засаде врагов, и тут же разозлилась сама на себя – ну сколько можно миндальничать с Адамом? Это же ненормально, ведь он с ней особо не церемонится.

Мама велела держаться вместе.

Просто ей понадобился предлог (да, это всего лишь предлог), чтобы скрыть свой страх остаться одной. Нет, она боялась не одиночества, будучи по натуре отшельницей, а того, что брат оборвет последнюю родственную связь, и на всём белом свете не останется ни единого близкого человека, кто помнил бы расставание с мамой.

Как же трудно, чертовски трудно удержаться, чтобы не высказать начистоту, какой это идиотизм – торчать перед заправкой у всех на виду, вдруг кто-то выглянет в окно или проедет мимо.

При одной мысли о такой возможности она обернулась, приглядываясь к окнам домов, не шелохнется ли где занавеска. В этом городке вполне могли остаться выжившие, кто не пожелал отправляться в лагерь и теперь наблюдает за Краш и Адамом с оружием наготове, если те затеют что-то недоброе.