Он медленно вынул эти две карты и бросил их на стол. Раздался недовольный рев, несколько мужчин злобно покосились на меня. Когда возмущение улеглось, отец Мэтта сгреб со стола все деньги.
Улыбка от уха до уха демонстрировала золотую коронку на зубе. Отхлебнув из стакана, он подошел к нам. Потрепал меня по голове, как собачонку.
— Отличная девчонка. Она достойна сына старика By.
Слова пьяного игрока прозвучали для меня благословением. Мэтт тоже, казалось, гордился, хотя и переминался с ноги на ногу в нерешительности — сбежать нам сразу или чуть погодя.
Разумеется, тут же раздался хор голосов.
— Присядь-ка с нами, — орали мужчины. — Мы тоже хотим выиграть.
— Нет, она останется со мной. — Пятнадцатилетний Мэтт решительно встал между мной и кучей картежников.
Вот тут-то я готова была испугаться по-настоящему, но, к счастью, кто-то захохотал:
— Ладно, ладно. Но приводи ее еще. Нам всегда нужно немножко удачи.
Мэтт никогда больше не брал меня с собой. Думаю, он полагал, я увидела все, что он хотел мне показать. Он открыл позорную тайну, и я молча приняла ее. С этого момента наши отношения стали иными — в них появилась надежда на доверие и открытость и, может, даже на любовь.
Тогда еще речи не шло о другой девушке.
Глава десятая
К десятому классу, несмотря на постоянные проблемы с английским, я стала одной из лучших учениц. В отличие от остальных, результаты своих тестов я сразу же прятала и никогда их не обсуждала.
Источником информации для меня оставалась Аннет. Как-то вечером она по телефону рассказала:
— Ты не поверишь, какие слухи о тебе ходят. Я слышала, как Джулия Вильямс говорила, что ты никогда не спишь и никогда не учишь уроки.
Я и вправду мало спала, но откуда об этом могла знать Джулия Вильямс, девочка с золотистыми локонами? Уроки я делала только во время коротких перерывов на фабрике и еще в метро. Домой мы обычно возвращались после девяти. Покончив с домашними заданиями, я была уже настолько измучена, что падала на свой матрас и мгновенно засыпала.
Аннет замолчала, в трубке пощелкивало.
— А
— Делаю что?
— Учишься. К примеру, прошлый тест по истории — я ведь знаю, ты почти не учила. За день до теста ты даже не читала учебник.
— Сама не понимаю. Это вроде как родиться с дополнительной головой.
Но, если откровенно, сейчас, когда я свободно говорила по-английски, академические успехи не казались мне столь уж впечатляющими. Я просто выполняла задания максимально старательно, а на тестах выкладывала все, что выучила. Порой приходилось готовиться в последний момент, но готовилась я всегда. Школа была моим билетом в другую жизнь, а простого пребывания в привилегированном учебном заведении недостаточно; необходимо было заслужить стипендию престижного колледжа и быть там достаточно заметной, чтобы получить хорошую работу.
В десятом классе я записалась на курсы подготовки к колледжу, дававшие возможность получения стипендии, хотя они предназначались для выпускников. И в конце года получила на всех экзаменах высший балл. За подобные подвиги я заслужила уважение и легкую ревность одноклассников, но не то, о чем мечтала, — не дружбу. Если не считать Аннет, я была одинока. Хотелось быть частью школьного сообщества, но я не знала как.
Кожа моя очистилась, и Ма даже позволила отпустить длинные волосы. Фигура у меня была идеального шестого размера, иногда я могла прихватить бракованные вещи с фабрики и одеться менее убого. Но обязательства перед Ма и фабрикой не оставляли пространства для социальных амбиций. И даже будь они, меня воспринимали — а может, я такой и была — как слишком серьезную девицу. Я никогда не ходила на танцы или вечеринки.
Если меня куда-то приглашали, я всегда находила предлог отказаться, даже не спрашивая позволения у Ма. Приходилось держаться на расстоянии от других девочек; я понимала, подружись мы — и меня тут же пригласят в гости, а я не смогу пойти. Я и так лукавила время от времени, чтобы повидаться с Аннет, а если появится еще кто-нибудь, мне не справиться.