Я засовываю телефон в карман джинсов, быстро прохожу через спальню и открываю дверь. Скотт сидит на лестнице, обхватив руками колени и опустив голову. Он не смотрит на меня, и я быстро прохожу мимо него и бегу по ступенькам вниз, едва дыша. Я боюсь, что он схватит меня сзади и толкнет. Я слышу, как он поднимается и кричит вдогонку:
— Меган? Ты куда? Ты идешь к нему?
Внизу я оборачиваюсь и говорю:
— Никакого «его» больше нет, понятно? Все кончено.
— Пожалуйста, подожди, Меган. Не уходи!
Я не хочу слышать, как он юлит, не хочу слышать мольбу в его голосе и жалость к себе. У меня для этого слишком болит горло, будто кто-то влил в него кислоту.
— Не ходи за мной, — хрипло отвечаю я. — Если ты за мной пойдешь, то больше никогда меня не увидишь. Это понятно? Если я обернусь и увижу тебя, ты больше никогда меня не увидишь!
Захлопывая входную дверь, я слышу, как он зовет меня.
Какое-то время я жду на тротуаре, чтобы убедиться, что он не пошел за мной, потом иду по Бленхайм-роуд, постепенно замедляя шаг. Я дохожу до дома номер двадцать три, и тут решимость меня покидает. Я не готова вот так с ходу начать разговор. Мне нужна минутка, чтобы собраться с силами. Несколько минут. Я прохожу мимо дома, мимо подземного перехода, мимо станции. Добираюсь до парка и там набираю его номер еще раз.
Я говорю ему, что нахожусь в парке и буду его тут ждать, а если он не придет, то мне придется самой прийти к ним домой. Это его последний шанс.
Вечер просто потрясающий: время чуть позже семи, но еще тепло и светло. На качелях и горке играют детишки, а их родители стоят в сторонке и оживленно болтают. Тут все кажется таким спокойным и чудесным, что, глядя на них, мне невольно становится больно, что мы со Скоттом не будем приводить сюда свою дочурку. Я не могу представить, что мы способны быть такими же счастливыми и довольными жизнью. Теперь уже не могу. После того, что я сделала.
Утром я не сомневалась, что рассказать обо всем было лучшим решением, вернее, не лучшим, а единственным. Больше никакой лжи, никаких тайн. А потом он поднял на меня руку, что только подтвердило мою правоту. Но теперь, когда я сижу здесь одна, а Скотт дома, взбешенный и с разбитым сердцем, мне уже не кажется, что я поступила правильно. Я проявила не силу, а безрассудность, и только сделала всем хуже.
Возможно, смелость нужна мне вовсе не для того, чтобы сказать правду, а исключительно для того, чтобы уйти. И это связано не с внутренним стремлением все изменить, тут дело в другом. Для нашего же с ней блага сейчас самое время уйти, уйти от них обоих, от всего этого. Может, сбежать куда-то и укрыться там и есть для меня наилучший выход.
Я поднимаюсь и обхожу парк. Мне хочется, чтобы телефон зазвонил, и я боюсь этого звонка. В конце концов, я даже рада, что он не звонит. Я принимаю это за знак и иду к выходу, в сторону дома.
Я как раз миновала станцию, когда увидела его. Он шел быстрым шагом от подземного перехода, сгорбившись и сжав кулаки. Я окликнула его, даже не успев подумать.
Он поворачивается.
— Меган! Какого черта… — На его лице злость, но он машет рукой, чтобы я подошла. — Пошли, — говорит он, когда я приближаюсь. — Мы не можем тут разговаривать. У меня там машина.
— Я просто хотела…
— Мы не можем тут разговаривать! — чеканит он. — Пошли! — Он тащит меня за руку и добавляет уже мягче: — Мы куда-нибудь отъедем, ладно? Туда, где сможем поговорить.
Я сажусь в машину, оборачиваюсь и смотрю в ту сторону, откуда он появился. Подземный переход не освещен, но мне кажется, что там, в темноте, кто-то есть и этот кто-то провожает нас взглядом.
Заметив его, Анна в ту же секунду поворачивается и бежит в дом. Я медленно иду за ней, слыша, как громко стучит сердце, и останавливаюсь перед стеклянной дверью. Они стоят в объятиях друг друга, он прижимает ее к себе, а Эви находится между ними. Голова Анны опущена, плечи вздрагивают. Губы Тома прижаты к макушке Анны, но смотрит он на меня.
— И что у нас здесь происходит? — спрашивает он, едва заметно улыбаясь. — Должен признаться, что никак не ожидал увидеть вас обеих, мирно сплетничающих у меня в саду.
Он говорит вполне миролюбиво и спокойно, но меня ему не провести. Больше у него это не выйдет. Я открываю рот, чтобы ответить, но не нахожу слов. Я не знаю, с чего начать.
— Рейчел? Так ты скажешь мне, что происходит? — Он выпускает Анну из объятий и делает шаг мне навстречу.
Я отступаю на шаг, и он смеется.
— Да что с тобой такое? Ты выпила? — спрашивает он, но по его глазам я вижу, что он знает: я не пила, — и в кои-то веки он об этом жалеет.
Я лезу в задний карман джинсов и нащупываю в нем телефон — его твердая гладкая поверхность действует успокаивающе, жаль только, что я не догадалась сделать звонок раньше. Не важно, поверили бы мне или нет, если бы я сказала, что нахожусь в доме Анны, но полиция бы приехала обязательно.
Том находится от меня всего в паре футов, только он стоит с одной стороны двери, а я — с другой.