Девушка в поезде

Я думаю о ней сейчас. Мне надо убедить Скотта, что я знала ее — немного и не очень близко. Тогда он поверит, что я видела ее с другим мужчиной. Если я сразу признаюсь, что солгала насчет нашего знакомства, он ни за что мне не поверит. Поэтому я стараюсь представить себе, как я заглядывала в галерею и болтала с ней за чашкой кофе. А она вообще пьет кофе? Наверное, мы говорили бы об искусстве, или о йоге, или о мужьях. Я ничего не понимаю в искусстве и никогда не занималась йогой. И мужа у меня нет. А своего она предала.

Я думаю о словах, сказанных о ней настоящими друзьями: замечательная, веселая, красивая, отзывчивая. Любимая. Она совершила ошибку. Так бывает. Идеальных людей не существует.

Анна

Суббота, 20 июля 2013 года

Утро

Эви просыпается около шести утра. Я вылезаю из кровати, иду в детскую и забираю ее. Потом кормлю и укладываю в постель рядом с собой.

Когда я просыпаюсь снова, Тома рядом уже нет, но я слышу его шаги на лестнице. Он приближается и тихо напевает, ужасно фальшивя: «С днем рожденья тебя, с днем рожденья тебя…» А я, вставая, даже и не вспомнила про него и думала только о том, чтобы принести малышку к нам и снова лечь. Теперь я улыбаюсь, еще не успев толком проснуться. Я открываю глаза и вижу, что Эви тоже улыбается. Том стоит в дверях с подносом в руках, а из одежды на нем только мой фартук.

— Завтрак в постель, именинница, — говорит он, ставит поднос на край кровати и целует меня.

Я открываю подарки. От Эви я получаю прелестный серебряный браслет со вставкой из оникса, а от Тома — комплект эротического белья из черного шелка. Я не могу сдержать улыбки. Том забирается обратно в постель, и Эви оказывается между нами. Она крепко сжимает в кулачке его указательный палец, а я держу ее за потрясающую розовую пяточку и чувствую, как меня накрывает волна блаженства. Невозможно представить, какой сильной бывает любовь.

Чуть позже, когда Эви надоедает лежать, я забираю ее, и мы спускаемся вниз, оставляя Тома еще подремать. Он этого заслуживает. Я немного прибираюсь, а потом пью кофе на свежем воздухе во внутреннем дворике, смотрю на проходящие мимо полупустые электрички и думаю, что приготовить на обед. Сейчас жарко — слишком жарко для жареного мяса, — но я все равно приготовлю ростбиф, потому что Том его любит, а потом, чтобы охладиться, мы будем есть мороженое. Нужно только сбегать в магазин и купить пару бутылок сухого «Мерло», которое он любит. Я собираю Эви, укладываю ее в коляску, и мы направляемся за покупками.

Мне все говорили, что переехать в дом Тома было безумием. Но таким же безумием все считали и мою связь с женатым мужчиной, не говоря уже о том, что его жена была настоящей истеричкой. Однако я доказала, что на этот счет они ошибались. Какие бы проблемы она ни создавала, Том и Эви того стоят. Но насчет дома они были правы. В дни, похожие на сегодня, когда светит солнце и я иду по нашей маленькой, обсаженной деревьями и ухоженной улочке, жители которой ощущают себя членами одной общины, трудно представить себе лучшее место для жизни. На тротуарах много похожих на меня женщин, гуляющих с малышами на самокатах или собаками на поводках. Это место может показаться идеальным, если не обращать внимания на скрежет тормозов проезжающих электричек и не оборачиваться на дом номер пятнадцать.

Когда я возвращаюсь, Том сидит за обеденным столом и что-то читает в ноутбуке. Он в шортах, но без рубашки — я вижу, как под кожей перекатываются мышцы. Смотреть на это мне по-прежнему ужасно нравится. Я говорю: привет, но он погружен в себя, а когда я касаюсь его плеча, вздрагивает и захлопывает крышку ноутбука.

— Привет, — говорит он, поднимаясь из-за стола. Он улыбается, но выглядит усталым и встревоженным. Забирает у меня Эви, но отводит взгляд.

— Что? — спрашиваю я. — Что случилось?

— Ничего, — отвечает он и отворачивается к окну, покачивая Эви на колене.

— Том, что случилось?

— Ерунда. — Он смотрит на меня, и по выражению лица я догадываюсь, что он сейчас скажет. — Очередное послание от Рейчел.

Он качает головой и выглядит таким подавленным и расстроенным, что у меня опускаются руки. Сил больше нет терпеть. Иногда мне хочется ее убить!

— Что она пишет?

Он снова качает головой:

— Не важно. Просто… как обычно. Глупость.

— Мне ужасно жаль, — говорю я и не спрашиваю, какую именно глупость, потому что он все равно не скажет. Он терпеть не может меня расстраивать.

— Ерунда. Не обращай внимания. Обычные пьяные бредни.

— Господи, неужели она никогда не уедет и все время будет мешать нашему счастью?

Он подходит и осторожно, чтобы не задеть дочку, которую я уже держу на руках, целует меня.

— Мы счастливы, — говорит он. — Счастливы.

Вечер