Девушка в поезде

Общение с Камалем пошло мне на пользу, отрицать это глупо. Мне нравилось с ним разговаривать. Мне нравился он. Он сделал меня счастливее. А теперь все это в прошлом и так и не доведено до конца. Конечно, я виновата в этом сама, потому что повела себя глупо, по-детски, но я не выношу, когда меня отвергают. Мне нужно научиться проигрывать. Сейчас мне неловко за свое поведение, я стыжусь его. При мысли о том, как я себя вела, лицо заливает краска стыда. Я не хочу, чтобы он запомнил меня такой. Мне хочется снова с ним встретиться, чтобы он увидел во мне хорошее. И я знаю, что, если обращусь к нему, он поможет. Он такой.

Мне надо рассказать свою историю до конца. Рассказать все кому-то хотя бы один раз. Произнести слова вслух. Если этого не сделать, то эта тайна уничтожит меня изнутри. Черная дыра во мне будет постоянно расти, пока не поглотит меня всю.

Я должна проглотить свою гордость, преодолеть стыд и пойти к нему. Ему придется выслушать. Я его заставлю.

Вечер

Скотт думает, что я в кино с Тарой. Я провела около квартиры Камаля пятнадцать минут, настраиваясь на встречу и никак не решаясь постучать в дверь. Мне страшно подумать, как он встретит меня после прошлого раза. Мне надо показать, что мне стыдно, и я оделась подобающе, очень буднично – просто джинсы и футболка, практически без макияжа. Он должен видеть, что я не собираюсь его соблазнять.

Я чувствую, как учащается пульс, когда я подхожу к двери и звоню. Никто не отзывается. Свет в окнах горит, но никто не выходит. Возможно, он заметил меня на улице; может, он наверху и надеется, что я уйду, если он не откроет. Но я не уйду. Он не знает, какой настойчивой я могу быть. Если я что-то решила, то заставлю с этим считаться.

Я звоню еще раз, потом еще и наконец слышу шаги на лестнице. Дверь открывается. На нем спортивные шорты и белая футболка. Он босиком, с мокрыми волосами, лицо раскраснелось.

– Меган? – Он удивлен, но не сердится, и это добрый знак. – С тобой все в порядке? Все хорошо?

– Я пришла попросить прощения, – говорю я, и он отступает, пропуская меня внутрь.

Чувство благодарности, которое меня охватывает, настолько сильно, что чем-то даже похоже на любовь.

Он проводит меня на кухню. Тут царит беспорядок: горы грязной посуды на столе и в раковине, мусорное ведро забито доверху пустыми упаковками. Может, у него тоже депрессия? Я стою в дверях; он опирается на столешницу напротив меня, скрестив руки на груди.

– Чем я могу быть полезен? – спрашивает он.

Его лицо абсолютно бесстрастно, как и должно быть у терапевта. Мне хочется ущипнуть его, просто чтобы заставить улыбнуться.

– Я должна сказать тебе… – начинаю я и замолкаю, потому что не могу вот так с ходу все рассказать, нужно какое-то вступление. Я меняю тактику. – Я хотела бы извиниться, – говорю я, – за то, что произошло. В прошлый раз.

– Все в порядке, – отвечает он. – Не стоит об этом переживать. Если тебе нужно с кем-то поговорить, я могу направить тебя к другому специалисту, а я не могу…

– Пожалуйста, Камаль.

– Меган, я не могу больше быть твоим психотерапевтом.

– Я знаю. Я это знаю. Но я не могу начать все заново с кем-то другим. Не могу. Мы так далеко продвинулись. Были так близки. Я должна тебе рассказать. В последний раз. А потом я уйду, обещаю. И больше никогда тебя не потревожу.

Он наклоняет голову. Видно, что он мне не верит. Он думает, что если согласится, то уже никогда не сможет от меня избавиться.

– Пожалуйста, выслушай меня. Я не могу больше молчать. Мне просто нужен кто-то, кто бы меня выслушал.

– А твой муж? – спрашивает он, и я качаю головой.

– Я не могу… не могу рассказать ему. После стольких прожитых вместе лет. Он не… он уже не сможет смотреть на меня, как раньше. Я стану для него другой. Он будет не в силах простить. Пожалуйста, Камаль. Если я не выплюну этот яд, я так никогда и не смогу заснуть. Выслушай меня как друг, а не как психотерапевт.

Он отворачивается. Я вижу, как у него обмякли плечи, и думаю, что это конец. Сердце заныло. А он открывает шкаф и достает два бокала.

– Хорошо, пусть будет как друг. Хочешь вина? Мы проходим в гостиную. Она тускло освещена, и тут царит такой же беспорядок, как и на кухне. Мы садимся друг напротив друга за стеклянный стол, заваленный бумагами, журналами и меню компаний по доставке готовой еды. Я крепко сжимаю бокал. Делаю глоток. Это красное сухое, но холодное и не отстоявшееся. Я отпиваю еще. Он ждет, когда я начну, но начать трудно, труднее, чем мне казалось. Я держала это в тайне так долго – целых десять лет, а это больше трети моей жизни. Не так просто решиться. Но я знаю, что должна начать говорить. Если я не сделаю этого сейчас, то уже никогда не наберусь мужества произнести нужные слова вслух, и они застрянут у меня в горле и задушат во сне.