Девушка в тюрбане

В Мадрасе я пробыл всего три дня. Очень напряженных, вконец меня измотавших. Мадрас — бесконечный город низких домов и огромных пустырей, улицы его кишат велосипедами, дребезжащими автобусами и животными; чтобы пересечь его, нужно потратить уйму времени. Когда с делами было покончено, у меня остался в запасе только один свободный день, поэтому от посещения музея пришлось отказаться. Я отдал предпочтение наскальным рельефам Канчипурама, несмотря на их удаленность от города. Мой путеводитель и здесь оказался бесценным советчиком.

На четвертый день утром я был на стоянке рейсовых автобусов, отправляющихся в Керала и в Гоа. Жара стояла невыносимая, до моего автобуса оставался целый час, а единственным спасением от зноя был обширный навес автобусной станции. Чтобы скоротать время, я купил газету, выходящую в Мадрасе на английском языке. Газетенка всего на четырех страницах, нечто вроде церковно-приходских изданий, и состояла в основном из объявлений, краткого пересказа популярных фильмов и городской хроники. На первой полосе набранный крупным шрифтом заголовок сообщал о совершенном накануне убийстве. Жертвой оказался гражданин Аргентины, проживавший в Мадрасе с 1958 года, по описанию сдержанный, ничем не примечательный человек семидесяти лет; в своем маленьком особняке респектабельного района Адьяр он вел жизнь замкнутую, практически ни с кем не общался. Жена его умерла естественной смертью три года назад. Детей у них не было.

Он был убит выстрелом из пистолета прямо в сердце. Преступление казалось необъяснимым, во всяком случае, ограбление как мотив не годилось, в доме не обнаружили никаких следов взлома. Жилище погибшего, судя по газетному отчету, выглядело скромно и непритязательно: перед домом маленький садик, из ценностей лишь несколько предметов старины, свидетельствующих о том, что убитый принадлежал к знатокам искусства дравидов; в заметке упоминалось о некоторых услугах, оказанных им местному музею в составлении каталогов, рядом была помещена фотография убитого — лысого старика со светлыми глазами и тонкой линией рта. Об убийстве сообщалось самым нейтральным и бесстрастным тоном. Единственной любопытной деталью было фото статуэтки, помещенное рядом с портретом убитого. Такое сочетание, впрочем, было вполне естественным, ведь погибший был специалист по древнему искусству, а пляска Шивы — самый известный экспонат Мадрасского музея, своего рода символ. Но для меня это естественное сочетание имело совершенно другой смысл. До отправления автобуса оставалось еще двадцать минут, я нашел телефон и набрал номер «Америкэн экспресс», у телефонистки был очень приятный молодой голос.

— Я хотел бы оставить сообщение для господина Шлемиля.

— Одну минуту, я выясню... Вы слушаете? У нас нет абонента с такой фамилией, поэтому мы не сможем доставить корреспонденцию этому господину, но, если хотите, оставьте свое сообщение, как только он появится, ему тут же передадут... Алло, алло, вы слушаете? — говорила телефонистка, потому что я молчал.

— Простите, мисс, дайте мне подумать.

Что я мог ему сообщить? Мне вдруг показалась нелепой сама мысль об этом. Передать, что я все понял? А что? Что для кого-то круг замкнулся?

— Нет, ничего, извините, — сказал я и повесил трубку.

Возможно, все это лишь игра воображения. Но если все же мне удалось разгадать, какую тень потерял господин Шлемиль, и если ему случится — в силу такого же странного стечения обстоятельств, как в тот вечер, когда мы встретились в поезде, — прочитать этот рассказ, я хотел бы, чтоб дошел до него мой привет. И мое сострадание.

С РУК НА РУКИ

Перевод Н. СТАВРОВСКОЙ