Девушка в цепях [СИ]

Ни сейчас, ни позже — возможно, продержит здесь до глубокой ночи, когда идти к ее светлости будет уже бессмысленно. Завтра все повторится, и послезавтра, и… Наверное, кто-то сказал бы, что можно подождать, но ждать я не могла. У меня не так много денег (не считая тех, что вручил мне Орман, и которые я собиралась оставить здесь). Но если деньги еще могли подождать, то с магией нужно было что-то решать.

— Отпустите меня, — негромко сказала я, удивляясь тому, как послушно звучит мой голос.

Он же любит покорность, и сейчас я готова была ему ее дать. Все, что угодно, лишь бы вырваться из этой мастерской. Все, что угодно, чтобы обрести надежду на новое свободное завтра.

— Отпустить? — переспросил он, не отрываясь от работы. — Поверить не могу. Ты меня просишь, Шарлотта.

— Да, я прошу вас. — Голос срывался, но я села на постели, обхватив себя руками.

Волосы рассыпались по плечам, волосы, которые мне еще нужно успеть привести в порядок, как и себя.

— Я прошу вас меня отпустить. Сегодня, — посмотрела ему в глаза. — Завтра я останусь у вас, на сколько вы захотите.

— Неужели? — Орман отложил кисть, темный взгляд, казалось, вобрал всю мощь глубинной тьмы. Или как она там называется.

— Да, — сказала твердо.

— Останешься на ночь, — сказал он.

— Вы…

— Останешься на ночь, Шарлотта — он усмехнулся. — Как в прошлый раз.

Я приложила ладони к пылающему лицу. Наверное, худшее, что он мог сделать — это предоставить мне такой выбор. С одной стороны, я уже ночевала у него, с другой — добровольно согласиться провести ночь под крышей мужчины… Но ведь именно этого он и добивается. Хочет, чтобы я перешагнула через свои принципы, чтобы отказалась от них.

Потому что для него это игра.

Потому что ему интересно посмотреть, как поведет себя его любимая игрушка.

Минуты бессмысленно утекали, и я выпрямилась.

— Хорошо, — отняла руки от лица. — Хорошо, я согласна.

Некоторое время (как мне казалось, мучительно долго), Орман просто смотрел на меня.

— Заманчиво, но… нет.

— Что — нет? — переспросила я.

— Нет, Шарлотта. Ты задержишься сегодня. Продолжаем.

Какое-то время я просто молча хлопала глазами, а потом запустила в него подушкой. Немного промахнулась: она с силой впечаталась в мольберт, а я взвилась на постели. Подхватила халат, заворачиваясь в него, глядя в сверкающие льдами севера глаза Ормана. Он обманчиво-мягко подхватил подушку с пола и шагнул ко мне.

— Вы! — выдохнула ему в лицо, даже не пытаясь сдерживать охватившие меня чувства. — Вы это сделали специально! Вы ведь не собирались меня отпускать!

— Не собирался, — подтвердил он. — Вернись на постель.

— А если нет? — сложила руки на груди, чувствуя, что меня трясет. — Я ухожу, месье Орман. Хотите вы того или нет, но на сегодня мы закончили. Я. Ухожу.

Развернувшись к нему спиной, подхватила белье.

— Мы оба прекрасно знаем, что без моего разрешения ты за эту дверь не выйдешь.

— Выйду, — сказала я. — И вы меня не остановите.

— Мне и не нужно. — Когда Орман коснулся моего запястья, поспешно отдернула руку. — Это сделает она.

Подушка упала на постель, и я резко обернулась. Сжимая кулаки, встречая его холодный жесткий взгляд.

— Что, просто будете смотреть, как она меня убивает?

— А ты проверь, Шарлотта.

Тонкая линия губ (как мне могло показаться, что они способны дарить нежность?), под маской — лицо хищника. Не зря на мобилях его производства эмблема ястреба, ему это удивительно подходит. Несложно было представить, что если я и правда попытаюсь выйти за дверь, долговая метка обожжет руку предупреждающей болью. Жаром растечется по телу, невыносимым, заставляющим кусать губы и тянуться за глотком воздуха. В лучшем случае я вернусь в эту мастерскую на коленях, в худшем — без сознания.

— Вы не чудовище, — прошептала дрожащими губами. — Вы — ничтожество!

Вытащила из ридикюля конверт и швырнула в него.

— Подавитесь!

Разумеется, Орман успел его поймать. Перехватил и прижал ладонью к груди, глядя на меня. В лице он не изменился, вот только взгляд… взгляд стал по-настоящему страшным. Не ястребиным, не хищным, это было нечто другое, до этой минуты мне незнакомое. Темное, жестокое, злое.

Настолько, что я отшатнулась и попятилась.

— Сегодня Тхай-Лао вызовет тебе экипаж, — это было последнее, что я готова была услышать от человека с нечеловеческим взглядом. В его взгляде клубилась тьма (не та осязаемая, которую можно увидеть, скорее та, которую чувствуешь кожей). Та, от которой бросает в холодный пот, от которой пальцы становятся ледяными и перехватывает дыхание. В противовес этому голос его звучал ровно, спокойно и неестественно-громко (или просто в мастерской стало тихо?). — Завтра приедешь сама. К двенадцати. Если у тебя есть возможность разбрасываться деньгами, у тебя есть возможность и добираться самостоятельно.