Девушка в тумане

Хотя темой вечера был дневник погибшей девочки, люди пребывали в возбуждении. Мысль о том, что они появятся на экранах телевизоров, сразу их меняет, подумал Фогель. Они не станут ни знаменитыми, ни богатыми, но их жизнь все-таки изменится. Теперь у них появится возможность при случае ввернуть, что они принимали участие в шоу, даже пусть их роль и была незначительной. И все из-за того, что они мелькнули на этом треклятом экране.

– Напоминаем вам, что не нужно комментировать вслух все, что происходит в студии, и просим вас аплодировать только по знаку наших ассистентов, – сказал в заключение аниматор.

Снова послышались аплодисменты.

Пока гримерша поправляла ему тон на лице, Фогель рассеянно обернулся к проходу между декорациями, по которому должны были выходить в студию гости. За кулисами был полумрак, а потом сразу, без перехода, начинался яркий свет.

И на этой границе света и тени стоял Мартини.

Фогеля он не заметил и с детским любопытством разглядывал все, что происходило вокруг. Даже на расстоянии нескольких метров Фогель увидел, что тот почти полностью восстановился. Синяки на лице исчезли, а может, это гримерша так ловко справилась со своей работой. Гипса на правой руке не было, но он все еще опирался на трость. Он заметно поправился и уже не выглядел как живой скелет.

Однако в сравнении с прошлым его внешний вид сильно изменился.

Переменилась одежда. Никаких вельветовых курток и бумазейных штанов. Со старыми, ношеными ботинками он тоже распрощался. Теперь на нем был темно-серый костюм, сшитый явно на заказ, и элегантный красный галстук. Фогель нашел, что все это ему очень идет, и даже испытал некоторую гордость, что теперь учитель походил на него. «Я вывел тебя на темную сторону света. Потому что даже свет имеет свою темную сторону. Просто не всем удается ее увидеть». На этом таланте видеть темную сторону света Фогель построил свое счастье. Он заметил и дорогие часы, которые Мартини носил теперь на левой руке. «А ведь твоя жизнь переменилась, дружок, и ты должен быть мне благодарен за то, что я охотился на тебя».

И именно в этот момент учитель сделал маленькое, ничего не значащее движение. Он поправил обшлаг рубашки, наверное, потому, что не привык носить запонки. И от этого движения рукав поднялся и стала видна часть запястья.

Фогель заметил деталь, которую поначалу затруднился истолковать. Тайный знак, известный только ему и Анне Лу, только они двое могли о нем знать, потому что девочка написала о нем в дневнике, а Фогель этот дневник прочел.

Но что же делал этот кружок на руке учителя Мартини?

Маленькое «о», Оливер, нарисованное шариковой ручкой.

23 декабря День исчезновения

Она хотела остаться дома украшать елку.

Но по понедельникам в пять пятнадцать был урок катехизиса для детей, и в ее обязанность входило сопровождать туда группу самых маленьких. Ее братья уже подросли и больше эти занятия не посещали, а потому могли весь вечер развешивать по веткам цветные шары и серебряный серпантин. Анне Лу особенно в этом году хотелось украшать елку, потому что в ней зародилось подозрение, что эта елка будет последней. Мать уже давно начала вести странные разговоры по этому поводу. Она говорила, что у Иисуса не было рождественской елки.

Когда она принималась так рассуждать, это означало, что в их жизни грядут перемены.

Например, был установлен день строгого поста, когда вся семья ничего не ела, только пила воду. Или, к примеру, день молчания, «пост словесный», как называла его Мария Кастнер. Она постоянно придумывала новые правила или настаивала на том, что то или иное надо делать совсем не так, как раньше. А потом увлеченно рассказывала о своих нововведениях на собрании и убеждала других родителей, и те с ней соглашались. Анне Лу нравилось братство, но она не понимала, почему было нельзя вести себя таким-то и таким-то образом. Например, она не видела ничего плохого в том, чтобы надеть в церковь что-нибудь красное, или в том, чтобы пить кока-колу. Вроде бы ничего подобного в Писании она не читала. Однако, похоже, для всех остальных было действительно важно вести себя в строго определенной манере, словно Господь их постоянно судил и молча решал в мелочах, достойны ли они называться Его детьми.

Анна Лу была уверена, что история с рождественской елкой кончится точно так же. По счастью, вмешался отец и сказал, что «дети пока нуждаются в определенных вещах». Но он обычно был податлив и в конце концов на все соглашался. Но в этом году позиций не сдал, и Анна Лу была счастлива, что хотя бы одна традиция ее детства сохранится еще на целый год и не изменится.

– Поторопись, моя хорошая, ты опоздаешь, – крикнула ей Мария снизу от лестницы.