– О человеке, живущем в Англии Викторианской эпохи, который провел десять лет на каторге и вышел на свободу. О том, как за это время изменился мир.
– В чем он провинился?
– Совершил убийство.
– Почему?
– Пока не знаю.
– А кого он убил?
– Тоже пока не знаю.
Поджав губы, она кивнула, ожидая продолжения.
– И вот после освобождения от него остается лишь тень прежнего человека. Он пытается вернуться к прежней жизни, но у него ничего не выходит. Он хочет найти тюремного капеллана, навещавшего его в заключении, и покаяться, дабы быть достойным любви и преданности тех, кому он причинил боль.
Вдруг Герман отвлекся, представив себе сцену, которая могла происходить в реальности: сплетенные горячие потные тела, в его доме, под его крышей, у него за спиной. Они издеваются над ним. И после этого у нее хватает наглости делить с ним постель! Ему стало нехорошо, он не мог смотреть на жену.
– И что дальше? – спросила Эмбер дрожащим голосом, словно догадывалась, о чем он думает.
– В каком смысле? – отрывисто переспросил Герман, с досадой вспомнив о ее присутствии.
– Стал ли он снова достоин их любви и преданности?
Герман глубоко задумался, перебрал в голове идеи, сюжетные ходы, но ничего не нашел и обратился к сердцу.
– Поживем – увидим, – буркнул он и уставился в окно.
Она всхлипнула и вышла из комнаты – так же молчаливо и тихо, как и вошла.
Эмбер стояла в гостиной с чашкой кофе в руках и глядела в окно. Когда вошел Герман, она не повернулась.
– С кем ты разговаривала по телефону? – спросил он.
– С мамой.
– Она не спит?
– Не может уснуть, – отвечала Эмбер, по-прежнему стоя к нему спиной.
Она лгала. Герман почувствовал, как закипает кровь.
– Джип приехал, – заметила Эмбер.
– Я слышал. Эта женщина говорила что-нибудь про вай-фай?
– Ее зовут Хэтти… Ей должен позвонить провайдер.
– Интересно, надолго это у них тут затянется?
При этих словах она обернулась, глядя, как Герман туже затягивает пояс халата. Время близилось к полудню, а он до сих пор не удосужился одеться. Вчера он тоже весь день проходил в халате. Ему казалось лишним мыться и одеваться, поскольку, проснувшись, он желал только одного – удалиться в кабинет. Эмбер не знала, что он там делает, продвинулась ли его книга (а Герман просто сидел за столом и наблюдал в окно, как быстро спускаются сумерки), но она не решалась спросить, понимая, что упреки только разозлят его, а он и без того зол как никогда.
– Почему бы нам не съездить в город в библиотеку? Ты мог бы взять там книги, какие-нибудь исследования. Да и вообще полезно прокатиться по окрестностям, чтобы знать, где мы находимся. А то, может быть, нас уже и нет на этом свете? – робко пошутила Эмбер, тщетно пытаясь улыбнуться.
Герман сделал вид, что обдумывает ее предложение, хотя сегодня не собирался никуда выезжать. Ему казалось: вот еще чуть-чуть – и книга сдвинется с мертвой точки. Пробормотав, что хочет кофе, он отправился на кухню.
– А ты можешь и сама съездить проветриться, – крикнул он на ходу и тотчас пожалел о сказанном. При мысли, что она поедет одна, его охватило бешенство, и он язвительно прибавил: – Заодно и познакомишься с кем-нибудь.
– Твоя мать звонила вчера вечером, – проговорила Эмбер, вдруг оказавшись у него за спиной.
– М-м?
– Отца пока не выписывают. Врачи говорят, необходимо дополнительное обследование.
– Сейчас у них поздно. – Герман посмотрел на часы. – Потом позвоню.
Он сел за стол. Эмбер, глядя на него, спросила:
– Как ты думаешь, не нужна ли нам вторая машина?
– Зачем?
– На всякий случай.
– «Мерседес» – очень надежная машина.
– Я не о том. Вдруг я поеду куда-нибудь, а тебе понадобится машина, или наоборот.
– Вряд ли я стану отлучаться надолго. Ты вполне можешь подождать.
– До Бата отсюда час езды, даже до калитки двадцать минут пешком, не говоря уж о ближайших соседях.
– Значит, надо запастись молоком и сахаром, – в шутку ответил Герман, но вышло так, будто он пожалел денег на второй автомобиль.
– А если мне срочно куда-нибудь надо будет съездить, пока тебя нет?
– Куда? – прищурился Герман, вспомнив, как она недавно полушепотом говорила внизу по телефону и сразу повесила трубку, едва он спустился.
– Не все ли равно? Мне здесь так одиноко. Поэтому хочется быть уверенной, что я могу выбраться отсюда, когда понадобится или просто когда захочется. – Эмбер обхватила плечи руками, будто защищаясь от холода.
– Да, понятное желание, – согласился Герман и понес кофе в кабинет. – Нам с тобой хорошо известно, что ты ненавидишь одиночество.
Потом он наблюдал в окно, как открылась и закрылась входная дверь и Эмбер в большом, не по росту, плаще и резиновых сапогах побрела в поле к голубятне, где провела около получаса. Наверное, она плакала. Однако у Германа не дрогнуло сердце, сейчас он не испытывал никаких чувств к женщине, которую совсем недавно искренне любил.