Девушки

— Еще немножко, и вы, товарищ Волдырин, остались бы, а мы бы без вас уехали, — уставившись круглыми глазами в начальника, проговорила Варя.

— Никак нет. Поезд, красавица, не повез бы тебя без Волдырина, — сразу переходя на «ты», рассмеялся Петр Глебович, поймал Варю и потянул к себе.

Девушка вскрикнула и вырвалась.

— Козочка, нельзя быть такой сердитой.

Варя ничего не ответила, спряталась за Соню и Дашу. Пестрая от звезд полоска неба, которую было видно в щель, не рассеивала мрак в теплушке. Ольга зажгла огарок сальной свечи и поставила его на плетеную корзинку. Огонек заколыхался, наполняя вагон желтоватым светом. Петр Глебович достал бутылку водки из кармана, стакан из другого и поставил все на корзину.

— Давайте, девки, пропустим по маленькому стаканчику. Думаю, что закуски у вас есть неплохие.

— Как не быть, — отозвалась какая-то девушка из угла вагона, — но только не для вас.

— Это кто сказал? Выйди-ка сюда!

— Не выйду, — рассмеялась девушка. — Я ужасно боюсь тебя! Лежу на корзине — и баю-бай!

Послышался смех. Кто-то глубоко и шумно вздохнул, кто-то пропел: «Черный ус под горой шатается…» Волдырин насторожился и поморщился.

Ольга открыла чемодан и положила кусок сала и горбушку хлеба на корзину.

— Пейте и закусывайте, Петр Глебович, — предложила она. — Пейте за наше здоровье, за то, что мы любим вас как начальника.

— Вот за это, хе-хе, люблю, — хохотнул Волдырин, — уважаю за такие добрые слова. Конечно, хе-хе, и вы все хлебнете водочки за мое здоровье. Я вот хвачу стаканчик, остальное — на всех вас, девки.

— Да нам и по одному глотку не хватит, — раздались голоса, — комсомолки лихо пьют!

— Девушки, не клевещите на себя, да еще при начальнике! — прикрикнула Даша. — Что он подумает о нас!

— А ничего. Он позабудет, как выпьет.

— Держи! Такой позабудет!

— Это какой «такой»? — гневно вскинул глаза Волдырин на Варю. — Отвечай!

— Что вы, Петр Глебович, придираетесь? Я сказала «такой хороший»!

— «Хороший» не сказала!

— Сейчас? Сказала: «Такой хороший». Вы, видно, глухи на оба уха, вот и пузыритесь и обижаетесь.

— Варя, замолчи! Ты еще не работала на болоте, а потому и грубишь начальнику, — сердито оборвала ее Ольга и отвернулась. — Пейте, Петр Глебович, потом и мы… Девушки уже спать хотят, а ноченька весенняя не так длинна.

— Дело, дело говоришь, хе-хе! — Волдырин ловко, ударом ладони в дно посуды, выбил пробку из горлышка, налил водки в стакан, выпил, крякнул и сплюнул.

— Берите бутылку, потяните из нее, — предложил он Ольге и Даше, а сам взял ломоть сала и стал жевать. — А сало-то ничего, хе-хе!

— Свое, трудовое, — пояснила Ольга, — вот и вкусно. — Она поднялась с чемодана и подмигнула девушкам.

Встала и Даша. Подошли из угла Глаша и другие девушки, окружили начальника. Волдырин, жуя сало, поднял глаза и сказал:

— Что, цыпочки мои, разинули рты-то? Небось водочки захотелось?

— Нет, Петр Глебович, нам хочется покачать вас немножко, — сказала серьезно Ольга.

— Это как покачать? В вагоне-то? — удивился Волдырин, остановив недоверчивый взгляд на Ольге.

Девушки молчали, насмешливо и презрительно глядели на него.

— Еще убьете, черти. Я боюсь, девки, да и вагон качает, трясет!

— Покачаем, как начальника. Не убьем, в этом ручаемся, — сказала Ольга. — Да вы маленький, легонький, а мы, торфяницы, медведя до головокружения закачаем, мы здоровые, сильные.

— До головокружения не надо, — буркнул Волдырин, — а немножко, пожалуй, можно, хе-хе! — Он шевельнул ногами, даже чуть-чуть вытянул их, чтобы девушкам было удобнее поднять его.

Девушки подхватили вербовщика за ноги и за руки. Две девушки открыли дверь. Свежий ночной воздух сильно пахнул в вагон. Волдырину показалось, что вместе с воздухом на него упали небо, яркие звезды. Не понимая еще того, зачем девушки открыли дверь, он зажмурился и стал вдыхать ночную прохладу. «Надышусь, а потом пусть качают», — думал Петр Глебович. Но девушки почему-то не качали его. Он открыл глаза и, взглянув на Олю, державшую его за ноги, обомлел от страха.

«Что они хотят сделать со мной?» — пронеслось в голове Петра Глебовича, и мурашки забегали по его спине.

— Зачем открыли дверь? — закричал он. — Закройте, иначе я могу схватить грипп. Родные, что вы! Да вы сошли с ума! — завопил Волдырин и стал вырываться из крепких рук торфяниц. — Пустите! Я уж пожилой, больной человек…

— Не трепыхайся! — крикнула Ольга. — Девушки, станьте ближе к двери. Будет рваться из рук — бросайте, пусть летит под колеса.

Девушки шагнули к двери. Петр Глебович был ни жив ни мертв. Багрянец слетел с его лица. Лоб покрылся потом. Запинаясь, он каялся в своих грехах и умолял не лишать его жизни.

Они хохотали долго, пока не устали.

— Что вы ржете? Пустите! Будет вам смеяться!

— А мы не смеемся! — резко, чуть насмешливо оборвала Ольга его бормотанье. — Совсем не смеемся!

— Да вы меня уроните. У меня от одного вида открытой двери сердце лопнет. Ведь я страдаю пороком.

— Это видно. Он на вас как проказа!

— А водку хлещете, как лошадь!

— Сколько у вас денег в бумажнике? — спросила Ольга.

— Ни гроша, Оленька!

— Какая я вам Оленька! Не смейте так называть меня!