Девушки

— Эх, и я пошел бы с вами, да уже вчера Долгунов выкупал меня, а на днях парить собирается, — проговорил сразу изменившимся, скорбным голосом Ливанов. — Хочет выступить с критикой на партийном собрании.

— Да за что же, Ливанов? — спросили хором девушки.

— Вчера за девушек Звягинцевой, — ответил Ливанов, — за то, что не успел подать дрезину на вокзал под вещи. А тут вас не встретил. Ну, Матвеевич и кипит и бурлит, как вулкан. Тысячи девушек прибывают. Дрезин мало. Я парторг с волдыринского поля, а встречаю девушек из соседних полей. Ну, просто разрываюсь на части!

— А где другие парторги? — спросила Кузнецова.

— Еще не приехали из Москвы, а некоторые застряли в пути. Едут. Вот я один и мотаюсь.

— А мы зачем вам, товарищ Ливанов? — спросила Ольга.

— Заступитесь за меня, поговорите с Долгуновым.

— Вы же, Ливанов, нас не встретили, дрезину не подали, и мы… — возразила Тарутина. — Мы тут уж за одного заступились и пожалели.

— Это за кого же? — встрепенулся Ливанов и надвинул кепку на глаза. — За коменданта?

— За него, кривого красавчика, — рассмеялась Даша.

— По-ни-маю! — протянул Ливанов. — По-ни-маю! Это за то, что он посадил вас в такой барак и на кадушках спать заставил с дороги? Вот и зря, девушки! Я на вашем месте не стал бы заступаться за него.

— А за Ливанова, который заставил нас тащить чемоданы и корзины на себе? — спросила Тарутина.

— За него надо. Если он не подал дрезину, то не по своей халатности, а… встречал других. Вы только скажите парторгу, что я видел вас на станции, вызывал дрезину под вещи…

— А мы вам, товарищ Ливанов, сказали: «Не надо, мы пойдем и пешком»? Вы что ж, Ливанов, учите нас лгать?

— Какая же это ложь! — обиделся Ливанов. — Я же чистосердечно рассказал вам, как я… Да что и говорить! Вы сами видите, что я как белка в колесе верчусь! — воскликнул он возбужденно и махнул рукой. — Я и еще два парторга на весь участок. Не разорваться же нам? А Емельян Матвеевич беснуется: «Где, говорит, у вас большевистская забота и чуткость к людям трудового фронта?» Знаете, с Долгуновым трудно говорить, когда он рассержен…

Разговаривая, девушки и Ливанов незаметно подошли к бане. Тарутина остановилась и сказала:

— Да, в эти дни много тысяч торфяниц приехало сюда. Но ведь это для вас не могло быть неожиданностью.

Ольга и Даша поднялись на крыльцо бани. В раздевальне и в просторной горячей бане было весело и шумно. Из открываемой то и дело двери вырывались пухлые, похожие на огромные клочья взбитой ваты облака пара. Остро пахло распаренными березовыми вениками.

— Веники! — воскликнула Лена. — Ну и попаримся!

— А это комендант прислал должок за то, что заступились за него, — сообщила Соня Авдошина. — Как только мы с Варей подошли к бане, какой-то маленький чистенький старичок вышел из сенец, указал на вязанку веников и ласково шепнул: «Берите, внучки, веники. Это для вас сам комендант прислал. Для вас только расщедрился». Отдал нам ключ и ушел.

Из бани все вновь прибывшие торфяницы пошли завтракать в столовую. Столы в огромных залах были накрыты белыми скатертями. Пол был немножко грязноват, еще не успели подмести. Едва девушки расселись за столы, как подавальщица со злым лицом стала сдергивать скатерти.

— Зачем снимаешь? — робко спрашивали девушки.

— Ишь чего захотели, — огрызалась подавальщица, — скатерти вам!

— Зачем тогда стлали?

— Стлали, да сняли! — острила подавальщица, кривя тонкие губы. — Поглядели — и хватит!

— А для кого скатерти нужны?

— Во всяком случае, не для вас! Начальство тут было вчера…

Подавальщица хотела было сдернуть скатерть.

— Оставь! — сказала сурово Даша.

— Не оставлю! — вскипела подавальщица, но, встретившись со взглядом Ольги, сразу присмирела. — Ольга Николаевна, с прибытием вас!..

У кассы образовалась длинная очередь, у прилавка, за которым раздавали пищу, — еще длиннее. Подавальщицы на каждое замечание и просьбу девушек или не отвечали, а если отвечали, то резко. На завтрак выдавались густые кислые щи да пшенная каша-размазня с янтарной капелькой, не больше горошины, какого-то жира.

После завтрака комендант указал девушкам бараки, в которых они должны поселиться и жить. В бараках было действительно хорошо: стены недавно побелены, полы выкрашены в желтоватый цвет, на железных койках чистые тюфяки, между коек столики и тумбочки, табуретки и венские стулья.

Девушки остались довольны помещением.

Соню и Варю комендант привел в другой барак, в комнату техников, светлую, с двумя широкими окнами. В ней стояло восемь кроватей. Шесть из них заняты, две свободные.

— Здесь будете спать, — проговорил Гусев, повернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Девушки поставили чемоданы и мешки, сняли пальто и стали устраиваться — постлали простыни, положили подушки и раскинули яркие, цветные одеяла. Чемоданы сунули под койки, туда же — мешки с провизией и с разной обиходной мелочью.

— Пол-то какой грязный, — заметила Варя, — его, наверно, месяц не подметали.

— А мы подметем его, — отозвалась Соня Авдошина. — Вот только веника не вижу в комнате.

Подруги посидели на койках, поглядели друг на друга, улыбнулись и выпорхнули на улицу.