Девушки

Петро, беспомощно размахивая руками, упирался и выкрикивал безобразные ругательства. Сашка и Алешка метнулись тоже к выходу.

Ольга и Даша переглянулись и осторожно сели за столик. Молодой человек долго не возвращался, а вернувшись, принялся за свой завтрак. «Где я его видела? — опять подумала Ольга. — Раз он знает мою фамилию, значит, мы действительно где-то встречались».

Ольга всмотрелась в красивое смуглое лицо молодого человека, встретилась с его взглядом и покраснела. «Ну, так и есть, это он, матрос!»

Знакомство было не из приятных.

…В сентябре Ольга приезжала в Рязань сдавать помидоры заготовительным организациям. Пристань была забита народом. Какой-то матрос проверял документы. Держался грубо, кричал на одну девушку. Ольга вмешалась:

— Можно повежливее?

Матрос вспылил:

— А ты что суешься не в свое дело? Кто такая?

— Не шумите, — спокойно ответила Ольга. — Я хочу сначала знать, какое вы имеете право так обращаться с людьми.

Матрос показал карточку НКВД. Ольга рассмеялась ему в лицо.

— Это ваше право. Но это и ваша обязанность быть вежливым. Блюститель! Глядели бы лучше за помидорами — они гниют у вас под носом.

Матрос опешил. Он во все глаза смотрел на раскрасневшуюся девушку, которая его отчитывала.

— Что вы уставились на меня! Нужны вам документы или нет? — спросила Ольга.

— Убирайтесь вы к черту! — грубо ответил матрос, кусая губы. — Впрочем, дайте-ка паспорт! — Он взглянул на первую страничку, спросил название колхоза и тотчас вернул документ со словами: — Проходите, пока не задержал.

Спустя несколько дней Ольга получила письмо. Матрос извинялся за грубость, объяснял свое поведение: «Тоскую по кораблю, на котором участвовал в боевых операциях, а к тылу привыкнуть никак не могу — все раздражает». На письме стояла подпись: «Борис Павлов». В конце приписка: «А помидоры действительно сгнили. Вы были правы».

Ольга на письмо не ответила…

Вспомнив об этой встрече, она с улыбкой посмотрела на «матроса». Тот, чувствуя, очевидно, какие воспоминания он всколыхнул в девушке, потупился и начал пить давно остывший чай.

В чайную вошел майор с трехлетним мальчиком. Мальчонка был одет бедно и выглядел болезненным. Майор обратился к пожилому крестьянину:

— Папаша, не перевезете ли мои вещи с одного вокзала на другой?

— Нет, лошади у меня не свои, колхозные, — отмахнулся тот.

— Что же, что колхозные?! — воскликнул майор. — Я ведь не задаром прошу, уплачу что следует. — Старик не ответил. Майор продолжал, уже ни к кому не обращаясь: — От вокзала до вокзала три километра. Я прямо измучился. У меня ребенок, вещи. С трудом донес его, а вещи оставил на хранение. Если не сяду сегодня же в поезд, опоздаю в свою часть.

Он вздохнул и, поискав взглядом сочувствия у присутствующих, остановил грустные глаза на парнишке.

— Я, пожалуй, перевезу, — сказал паренек, не глядя на майора и сопя носом. — Пятерку вперед дадите?

— Я больше дам.

— За целковый у нас сотня, — рассмеялся паренек.

— Пятьсот? Это за три километра-то?! — удивился майор и тут же спохватился: — Такими деньгами не располагаю, поиздержался в госпитале и в дороге… Но у меня найдется хорошее платье покойной жены.

— На кой ляд оно мне! Я не девка! Нет, не поеду и за полтыщи!

Ольга поднялась и подошла к майору.

— Я перевезу ваши вещи, товарищ офицер. Идемте. Мальчика пока оставьте с моей подругой.

Майор недоумевающе взглянул на девушку и пошел за нею. Ольга подвела мальчика к подруге.

— Вот тебе, Даша, занятие на час, чтобы не скучала.

— Какой худенький и хороший! — сказала Даша, смотря на ребенка, и глаза ее ласково засветились: — Езжайте, а я побуду за няньку. Как зовут-то?

— Костя.

Майор улыбнулся сыну, глаза его повеселели, и он отправился вместе с Ольгой на двор запрягать лошадей.

Даша осталась с Костей. Она открыла чемоданчик, достала два пирожка с яблоками и дала их мальчику.

Вечерело. Дворник засветил фонарь. Его желтый свет проникал через окно в чайную. Молодой человек в черном пальто встал из-за стола и, проходя мимо Даши, положил на столик письмо в синем конверте и две «мишки».

— Письмо — для Ольги Николаевны, конфеты — для мальчика.

— А мне что? — созорничала Даша.

— Дружба, — отозвался тот и быстро вышел.

* * *

В темном парке устало каркали грачи, только что прилетевшие из теплого края. Немножко морозило.

Гнедая кобыла и чалый мерин легко мчали сани по накатанной дороге, черневшей в сумерках. В санях лежали два чемодана, узел с подушками и периной и узлы с одеждой. Майор по пути на вокзал рассказал Ольге о себе, о жене, погибшей от тифа, о сыне. Лицо его было грустным.

Ольга, сидя в передке саней, шевелила вожжами и покрикивала на лошадей, когда они замедляли бег. Она думала о том, куда майор денет своего ребенка. В Москве у него нет ни родных, ни близких знакомых; в Киеве, как и в Москве, никого. «А что, если я предложу, чтобы он оставил сына у нас в колхозе? Я буду любить его, как младшего брата. Мама у меня хорошая, сердце у нее доброе к детям. Да и Даша… Как бы это предложить ему?»

Сани подкатили к Дому колхозника. Ольга остановила лошадей, спросила: