Девушки для диктатуры сионизма

Глава 3 Два капитана, майор и шпрехшталмейстер

Семейства Пятоевых и семейство Шпрехшталмейстеров в Израиль летели в одном самолете.

— В Израиле можно устроиться хорошо, но для этого нужно правильно себя вести, — убежденно говорил шпрехшталмейстер, обращаясь к своим попутчикам. Как-то сразу выяснилось, что самые глубокие знания о новой родине, подчеркнутые главным образом из брошюр жидоборческого характера, были у него. Все остальные ехали в неизвестность.

— Главное в Израиле, — вещал он хорошо поставленным голосом, — сразу найти там того, кто бы тебе помог. Запомните, «один за всех, и все за одного» — это главный принцип сионизма. У них на этом все построено. А теперь вспомним граждане, у кого есть в Израиле родственники?

— Что вы на меня так смотрите? — заволновалась Герштейн, — все мои родственники летят в этом самолете. Это два моих сына и с младенчества горячо любимый мною фиктивный муж. Я поздний и единственный ребенок.

— Не будем отчаиваться, — продолжил шпрехшталмейстер, — а у кого в Израиле есть знакомые?

Молчание было ему ответом.

— Товарищ майор, — обратился он к Пятоеву, — что же вы молчите. Это не по-товарищески.

— У меня? — переспросил потрясенный Пятоев, — Знакомые в Израиле?

— То-оварищ майор, — укоризненно сказал шпрехшталмейстер, — а как же рядовой Рабинович, о котором вы мне так эмоционально рассказывали. Не хорошо!

— Я и не знаю, проживает ли он в Израиле, — пробормотал пристыженный Пятоев, — но то, что он не будет мне помогать, я знаю твердо.

— Эх, товарищ майор, товарищ майор, — горько посетовал шпрехшталмейстер, — недопонимаете вы железную силу законов всемирного масонства.

— Игорек, а как звали этого Рабиновича, ты хоть помнишь? — поинтересовалась Герштейн.

— Представь себе, помню, — раздраженно сказал Пятоев, — звали его Михаил. Я даже запомнил его сугубо еврейское отчество, Вилимирович. Но это нам мало поможет, можешь быть уверена.

— Имя «Вилимир» образовано от слов «Владимир Ильич Ленин» и «мир», — блеснула эрудиций педагог в отставке, — То, что это отчество сугубо еврейское, я очень сомневаюсь. Поэтому, как мне кажется, твоего окопного знакомого мы найдем без особого труда.

— Игорь Александрович, ну что вам стоит? — с беспомощной улыбкой на лице сказала очень хорошенькая супруга шпрехшталмейстера, — ну сделайте это для меня.

Вот что значит хорошая кордебалетная школа, — буркнула Герштейн и отвернулась к окну.

Телефон рядового Рабиновича им удалось удивительно быстро.

— Здравствуй, Миша, — сказал ему Пятоев, сжимая во вспотевшей от волнения ладони трубку телефона, — Это я, Игорь Пятоев, ты меня помнишь? Мы с тобой вместе на воинских сборах служили. Я тут в Израиль переехал и тебе прямо с аэропорта звоню.

— Да конечно я тебя помню, Игорь, — раздалось в трубке бодрый голос, — ты такой длинный, отжаться еще не разу не мог. Помню, этот гладиатор чертов над тобой еще издевался.

— А нас восемь человек, — счел нужным сообщить Пятоев, — ничего?

— Да ты что, отец, железную силу законов всемирного масонства недопонимаешь? — раздалось в трубке, — записывай адрес.

Через два часа восемь человек и пятнадцать сумок и чемоданов привольно разместились в квартире Рабиновичей. Кроме гостей в квартире находился сам Рабинович, за годы, прошедшие со времени воинских сборов, поправившийся килограмм на пятьдесят, и его супруга, женщина пышных форм и циклопических размеров. Дети Рабиновичей вежливо с гостями поздоровались и тактично отправились ночевать к бабушке.

— В любви всегда тяготел к формам монументальным, эпическим, — шепнул Рабинович шпрехшталмейстеру, заметив, как тот окинул его супругу восхищенным взглядом, — спроси у Игоря.

— Женщина редкая, — констатировал шпрехшталмейстер, когда мужчины уединились с рюмками в руках — можешь мне поверить. Я двадцать лет в цирке работал, всякое видел. Где ты ее нашел?

— Расскажу с огромным удовольствием, — Не стал жеманиться Рабинович, — C женой я познакомился, подглядывая в щёлку в бане. Я лежал навзничь, тих и недвижим. Она сидела возле шайки, добросовестно намыливаясь, и пела. Я обомлел — голосистая какая!