— Нет!.. Виски!.. — крикнула вдогонку служанке леди Августа. — Вы слышите эти колокола? Их оплакивает вся страна!.. А завтра заговорят ружья. К несчастью — или к счастью, — у них мало оружия. Не знаю, что было бы лучше. Все это ужасно. Но у них есть вилы. Если б эти свиньи подождали хотя бы два-три дня! Нет, они поступили так специально, чтобы сорвать мой бал! Кому теперь захочется танцевать? Но я не могу отменить приглашения! Столько женщин неделями трудилось над туалетами! Они должны показать их, независимо от того, что происходит в стране! Отмени я бал, и они возненавидят меня! Впрочем, уже поздно отменять что-нибудь.
И она залпом выпила виски.
— Короче, мы все равно будем танцевать!.. За наших убитых!.. Чтобы показать, что ничто не сможет погубить Ирландию!.. И Англию тоже!.. Бал состоится! Я приехала, чтобы сказать вам это. Боже, храни королеву и отправь ее министров в ад! — Она резко вскочила. — Так вы едете, Амбруаз? Я отвезу вас!..
Непреодолимая сила подтолкнула Гризельду к окну. Она разглядела в темноте очертания автомобиля, но на сиденье водителя никого не было. Тоска стиснула сердце Гризельды железной рукой, на ее глазах выступили слезы. Милый автомобиль, дорогой дракон, механическое насекомое, машина для путешествий в мечту и любовь. Ах, Шаун, Шаун!.. Где ты? Ухватившись за соломинку невероятной надежды, она спросила у леди Августы, повернувшись вполоборота, чтобы скрыть влажные глаза:
— Но кто привез вас, тетушка Августа? Вернулся ваш шофер?
— Что ты говоришь!.. Я сама вожу машину!.. Шаун, это животное, показал мне, как нужно управлять. Ничего особенного! Раз! И ты едешь налево! Два! И ты едешь направо! Но если что-нибудь испортится, я пропала! Амбруаз, нам придется ночевать в канаве!
Она засмеялась, словно заржала лошадь.
— Интересно, чем сейчас занят Шаун? Взял и уехал! Исчез! Надо признать, эти ирландцы — порядочные свиньи!..
Шесть полицейских, оставшихся в сарае, наблюдали за праздником в замке, наслаждаясь теплой ночью.
Капитан Фергюсон выполнил обещание и переселил основную часть своего отряда накануне, а остатки — сегодня утром. Но захватить с собой сразу все снаряжение полицейские не смогли, и капитан оставил нескольких человек для охраны оставшегося имущества, которое, как он сказал, будет вывезено на следующий день.
В одном из сараев, находившемся в стороне от остальных, на расстоянии около 200 ярдов от замка, немного в стороне от подходившей к замку дороги, остались фургон, несколько лошадей и ящики с разным скарбом.
Полицейские видели, как гости подъезжали к замку, слышали, как к пению вечерних птиц добавились звуки скрипок; через широко распахнутые окна салона на втором этаже они видели силуэты танцоров, плавно скользящие, кружащиеся, подпрыгивающие, кланяющиеся, сходящиеся и расходящиеся. Поскольку звуки оркестра доносились до полицейских с небольшим запозданием, им казалось, что танцоры двигаются невпопад с музыкой.
На лужайке перед замком танцев не было. Приглашенные на бал фермеры не пришли в знак печали и гнева.
Оркестр заиграл вальс. Один из дежуривших возле сарая полицейских слышал его раньше. Услышав мелодию, он достал изо рта трубку и начал напевать ее. Потом постучал трубкой о пенек, на котором сидел, и эти звуки прозвучали так громко, что совсем заглушили оркестр. Второй полицейский, прислонившийся к стене сарая возле висевшего рядом фонаря, зевнул.
Гризельда разговаривала со своим кузеном Генри возле открытого окна.
— Вы когда-нибудь видели подобное ночное небо? Смотрите!.. Смотрите же!..
Вылетавшая наружу через окно музыка некоторое время кружилась вокруг них, потом уносилась в ночь. Генри не сводил глаз с Гризельды. Встреча с ней взволновала его, и ему не было дела до звездного неба. Гризельда повторила:
— Да смотрите же, Генри!..
Он с сожалением отвел глаза от прекрасного лица, позолоченного светом свечей, и посмотрел на небо. На чистом темном небе без луны сверкали миллионы звезд, походивших на только что вымытые бриллианты.
Полицейский снова зевнул.
— Пойду-ка я лучше спать, — сказал он. — А ты останешься смотреть на эти звезды?
Он поднял голову, чтобы взглянуть на звезды в последний раз. Послышался выстрел, и свинцовая картечина пробила ему шею, тогда как другие картечины разорвали в нескольких местах его тело и разбили фонарь. За первым выстрелом из охотничьего ружья последовали другие.
Симсон нарядился для бала в Гринхолле по-праздничному. На нем были башмаки с блестящей пряжкой, белые чулки, штаны из зеленого шелка, бархатный жилет такого же цвета и золотая цепь на груди. Он распоряжался шестью неопытными слугами, за которыми требовался постоянный присмотр. Его светлая бородка то и дело мелькала среди волнующейся толпы гостей. Салон освещали три большие люстры, каждая из девяти фарфоровых ламп, украшенных хрустальными подвесками.
Яркий и в то же время мягкий свет ласково касался обнаженных женских плеч кружившихся в вальсе красавиц, скромно освещая зарождавшиеся лысины на головах немногочисленных танцоров. Гораздо больше мужчин толпилось возле буфета.