Девушки и единорог

За ними в беспорядке устремился весь караван, растянувшийся почти на километр. Сразу за кабриолетом во главе процессии ехал слуга на Хилл Бое. Остановившись на берегу, Джонатан увидел, что море отступило и лодки оказались на мели метрах в двадцати от воды. В проране плотины крутились опасные водовороты, иногда смыкавшиеся с чмоканьем, похожим на громкий звук поцелуя. Джонатан вскочил на Хилл Боя, поднял к себе Элизабет и коленями послал коня в воду. Налетавшие с моря порывы сентябрьского ветра подхватывали водяную пыль и струи дождя и несли их почти горизонтально, швыряя всаднику и его ноше в лицо и грудь. Казалось, что дождь старается смыть с них малейшие следы не только пыли материка, но и континентального воздуха. И ветер, и дождь в течение долгих дней и ночей согревались на спине Гольфстрима, великого морского дракона, устремившегося, разинув пасть, на Ирландию, словно в попытке проглотить ее. Туманное дыхание дракона, насыщенное морской солью и ароматом водорослей, дымилось на лошадином крупе и на теле всадника. Элизабет, прижавшаяся к мужу, обхватившая его обеими руками и вдыхавшая мужской и конский запах, промокла до нитки. Подвергаясь безумной тряске, разрываемая болью, тем не менее, она была счастлива и чувствовала себя в безопасности. Ей казалось, что она сама рождается в эти мгновения. Хилл Бой уверенно продвигался вперед, преодолевая свирепые порывы ветра и моментами глубоко погружаясь в воду. С противоположной стороны острова доносился яростный рев бури, вынужденной отступать вместе с отливом. Наконец копыта лошади застучали по камням на берегу острова. Элизабет закричала. Джонатан опустил жену на землю, соскочил с коня, снова подхватил ее на руки, ворвался в дом, с грохотом взлетел по лестнице и, вбежав в комнату, опустил жену на белоснежный ковер, пока еще единственный здесь предмет обстановки. Встав перед ней на колени, он принял ребенка и громко провозгласил его имя и титул: сэр Джон Грин. Потом он поздравил сына с приходом в мир и осторожно пошлепал его, чтобы тот заплакал.

В камине уже три дня лежали дрова. Внезапно по ним пробежали язычки огня, и дрова ярко вспыхнули. Так случилось, что сам собой загоревшийся огонь возвестил появление сэра Джона Грина в своих владениях.

* * *

По очертаниям остров походил на выступающее из воды бедро женщины, лежащей в ванне. Обращенный к материку берег, поднимавшийся мягкой округлостью, напоминал колено, тогда как противоположный берег спускался к океану длинным плавным склоном.

Западный ветер, дувший шесть дней из десяти, использовал остров как своего рода трамплин, служивший ему забавой. Разогнавшись на океанском просторе, он устремлялся между двумя небольшими островками и тут же налетал на Сент-Альбан; пронесшись по поднимавшемуся склону, он взмывал к зениту. Под его постоянным давлением не могла выжить никакая растительность высотой больше нескольких сантиметров. Травинки оказывались ощипанными, а маргариткам приходилось расти горизонтально.

Простак-садовник Гринхолла, переселившийся на остров, удивился, когда его лук улетел куда-то; попытавшись спасти капусту, привязывая ее к воткнутым в землю палочкам, он тоже потерпел неудачу. Он печально пожаловался хозяину на хулиганские выходки ветра. Сэр Джонатан поднялся на площадку на вершине восстановленной башни и, подобно своему дядюшке герцогу Веллингтону, осмотрел поле, на котором должна была развернуться битва.

В тот день ветра почти не было. Длинные полосы легкого тумана медленно извивались над сушей и над водой. Земная твердь и поверхность моря сливались в единое пространство и дымились, словно в первый день творения. Водяные щупальца океана проникали в континентальный массив, расчленяя его на островки, сразу же отправлявшиеся в неподвижное плавание. Сэр Джонатан почувствовал, что остров под его ногами плывет и в этом плавании, продолжающемся с начала времен, его сопровождает все творение. Остров посреди мира, дом на его вершине, он сам на макушке башни. И ничто из этого не было случайным. Он пришел на остров и построил здесь дом, потому что должен был сделать именно это, так как у него имелось задание, которое требовалось выполнить здесь. Какое именно задание — он не знал, может быть, только потому что жил именно в этом месте.

Туман принес с собой тепло Гольфстрима, влажное дыхание огромного дракона, прикованного к Америке вблизи от экватора и безуспешно тянущегося к северу через половину мира в надежде вцепиться зубами в девственные полярные льды, постепенно таявшие по мере его приближения.

С приливом туман должен был исчезнуть. После этого и земля, и вода обязаны были вернуть себе реальность. Запах выброшенных на берег водорослей смешался для сэра Джонатана с почудившимся ему запахом тропического гумуса. Он услышал крики пестрых попугаев, увидел цветы величиной с тарелку. Он понял, в чем заключалась его обязанность перед нагим островом: он должен был одеть его. Он должен был вырастить здесь все деревья мира. Но ведь ветер не позволял расти здесь даже маргариткам. Что ж, он будет сражаться с ветром.