Девушки из Шанхая

Что сохраняется, а что уходит с потерей родины? Мы сохранили то, что было возможно: китайскую еду, китайский язык и деньги, которые мы переводим в деревню родственникам Лу. Но как насчет брака по сговору для моей дочери? Сэм не З. Ч., но он добрый и верный мужчина. А Верн, каким бы он ни был жалким, ни разу не ударил Мэй и не проигрывал деньги.

— Главное, не подталкивать ее к замужеству, — продолжает Мэй. — Пусть сначала получит образование.

(Я работаю над этим практически с рождения Джой.)

— У меня не было того, что было у тебя в Шанхае, — жалуется моя сестра, — но она, как и ты, должна поступить в колледж. — Она делает паузу, чтобы я могла подумать над услышанным, как будто этот разговор не повторяется в тысячный раз. — Но замечательно, что у нее есть друзья, — добавляет Мэй, наблюдая за тем, как девочки плещутся в волнах. — Помнишь, как мы так же хохотали? Мы думали, что с нами никогда не случится ничего плохого.

— Счастье не имеет отношения к деньгам, — убежденно говорю я. Но Мэй закусывает губу, и я понимаю, что сказала что-то не то. — Когда папа проигрался, нам казалось, что мир рухнул…

— Он рухнул, — говорит Мэй. — Наша жизнь могла быть совсем другой, если бы он копил деньги, а не спускал их. Именно поэтому я сейчас столько работаю — чтобы заработать.

Заработать и спустить все на свои наряды и украшения, думаю я, но вслух ничего не говорю. Наше разное отношение к деньгам — это еще одна вещь, которая раздражает мою сестру.

— Я имею в виду, — продолжаю я, надеясь снова развеселить Мэй, — что Джой повезло иметь друзей, так же как мне повезло с тобой. Мама вышла замуж и больше не встречалась со своими сестрами, но мы будем вместе всегда.

Я обнимаю ее за плечи и нежно встряхиваю.

— Иногда мне кажется, что в старости мы будем снова жить в одной комнате, как и в детстве, только это будет комната в доме престарелых. Будем обедать вместе, торговать лотерейными билетами, заниматься рукоделием…

— Вместе ходить на утренние киносеансы, — добавляет Мэй с улыбкой.

— И вместе петь псалмы.

Мэй снова хмурится. Я понимаю, что сделала очередную ошибку, и торопливо добавляю:

— И играть в маджонг! Будем пухленькими дамами на пенсии, играющими в маджонг и жалующимися на все подряд.

Мэй кивает, задумчиво глядя на горизонт.

* * *

Вернувшись домой, мы обнаруживаем, что отец Лу уснул в своем кресле. Я снабжаю Джой, Хэзел и Роуз клубникой и посылаю их на задний двор: они собирают черный перец, поедают клубнику, бегают между посадками и со смехом и визгом перебрасываются мячом. Мы с Сэмом отправляемся к Верну, чтобы сменить ему подгузник. Открытое окно почти не прогоняет запахи болезни, дерьма, мочи и гноя. Мэй приносит чай. В течение нескольких минут мы рассказываем Верну о том, как провели день, после чего я возвращаюсь на кухню, разбираю вещи и принимаюсь мыть рис и нарезать имбирь, чеснок и говядину для ужина.

Перед тем как приступить к готовке, я отсылаю домой сестер И. Пока я готовлю говядину с помидорами и карри, Джой накрывает на стол — в Шанхае это делали наши слуги под строгим маминым присмотром. Джой раскладывает палочки, следя за тем, чтобы они лежали парами, — иначе тот, кому предназначается непарная палочка, пропустит свой корабль, самолет или поезд (мы, впрочем, все равно никуда не собираемся). Пока я накладываю еду, Джой зовет тетю, отца и дедушку. Я учила свою дочь тому же, чему мама учила нас. Разница в том, что Джой слушала меня и запоминала. Она никогда не разговаривает во время еды — это нам с Мэй никогда не удавалось. Она никогда не роняет свои палочки — это может привести к беде или испугу, и никогда не втыкает их в еду, потому что так делают только на похоронах, и это было бы невежливо по отношению к дедушке, который и так в последнее время много думает о смерти.

После ужина Сэм помогает отцу пересесть обратно в кресло. Я убираюсь на кухне, а Мэй относит ужин Верну. Погрузив руки в мыльную воду, я любуюсь садом, освещенным вечерним светом. В этот момент я слышу знакомый и успокаивающий звук шагов Мэй, возвращающейся в гостиную. Затем я слышу, как она коротко и громко ахает, и ужасно пугаюсь. Верн? Отец? Джой? Сэм?

Подбежав к двери, я выглядываю из-за косяка. Мэй стоит посреди комнаты с пустой тарелкой в руках, и я не понимаю, что написано у нее на лице. Она смотрит на кресло отца, и я думаю, что старик, наверное, умер. Не так плохо, думаю я, он дожил до восьмидесяти с чем-то лет, тихо провел день с сыном, поужинал со своей семьей, и отныне никто из нас не сможет думать о нем плохо.