Оставив Марка осмысливать мои слова в одиночестве, я вернулась в гостиную.Гремел Rammstein . Зажав одно ухо, Кристина щебетала с Арри по телефону — какие же они счастливые, что не успели ещё друг другу надоесть…Винни, две чьи-то девушки и ещё человек пять неизвестных мне патлатых личностей спорили о чём-то «культурном». Лоран развлекал Сержа и Маркову подружку Аннабель разговорами о современной моде.Обычно неразговорчивый Фабрис заинтересовался Алисой и пытался за ней ухаживать, но никак не мог подступиться к моей прекрасной скрипачке.— Пиво?— Я не пью, — скромно потупившись, ответила Алиса.
— Гм… А может, текилу?
— Нет, спасибо, я не пью.— Как? Совсем?
— Совсем… — с лёгким сожалением отозвалась Алиса.
Бедный Фабрис растерялся и поставил бокалы обратно на столик. Как ухаживать за совсем непьющими девушками, он не знал.Чрезвычайно нетрезвый Рено притворялся, что его совсем не тошнит. Маите с умным видом спрашивала у него, есть ли какая-нибудь хитрость, чтобы играть на гитаре, но ногтей при этом не обрезать, — уж очень ей хотелось сохранить свой когтистый маникюр. Рено не на шутку задумался и сказал, что хитрости такой не знает, так как он ногтей отродясь не отращивал.А моей Матильды нигде не было — она словно растворилась.Дневник МатильдыВернувшись домой, я разрыдалась.Папа заволновался и стал суетиться вокруг меня, думая, что это из-за него. С перепугу он едва не пообещал мне стать евнухом.Я задыхалась, пытаясь сдерживать слёзы, и не могла произнести ни слова. Наконец успокоившись, я обняла его и сказала:— Папа, милый, мне от тебя уже ничего не надо, правда… Я требовала от тебя слишком много. Но я больше не буду ревновать. Будь счастлив и… спи с кем хочешь… И прости меня за мой глупый юношеский эгоизм.
Не веря своим ушам, папа поцеловал меня , чего не делал уже много лет.— Ты стала совсем взрослой.— Да. Мне скоро девятнадцать.
Он покачал головой.— Я не об этом… — И тихо вышел из комнаты.