Девушки, согласные на все

– Вообще-то в постели она ничего. Раскованная, без комплексов. Только вот…

– Что?

– Не знаю я, как мы ее будем голой снимать. У этой, как ты метко выразился, мадам нет груди.

– Как это? – оторопел Филипп.

– А вот так, – развел руками Марат. – Размер минус один. Плоскодонка. Стиральная доска.

– Может быть, тебе все же стоит устраивать кастинги перед тем, как приглашать кого-то позировать? – запоздало предложил Филипп. – Что, мало знаменитых баб с нормальными сиськами?

– Ты что, идиот?! – взвился Логунов. Он ненавидел, когда его критиковали.

– Но тогда бы у тебя не было таких проблем, – резонно возразил Филипп. Он видел, что приятель нервничает, и специально говорил со спокойной рассудительностью, словно с буйным психом беседовал. «Тоже мне, гигант большого секса!» – зло думал он.

Только сейчас, пожалуй, в голове Филиппа окончательно сформировалась мысль, которую он бессознательно вынашивал, наверное, не один месяц. Он вдруг понял, что его бесконечно раздражает этот холеный самоуверенный Марат. Все в нем раздражает – и розовые наманикюренные ноготки, и выщипанные брови (ну разве мужское это дело – часами торчать в кабинете косметолога), и высокий голос с капризными нотками, и медленная вальяжная улыбка, которую сам Логунов считает невероятно сексуальной, и тело, безупречно смоделированное дорогими диетологами и фитнес-инструкторами. Но все вышеперечисленное можно было бы стерпеть, если бы Марат был хорошим человеком. А он – свинья. Эгоист, нарцисс, хам и психологический садист. Нравится ему издеваться над несчастными модельками, нравится чувствовать себя важным и главным.

Филипп представил, как теперь Марат будет с небрежным презрением рассказывать на светских тусовках о Марине Керн. «Ах, эта безгрудая нимфоманка? Знаем, знаем, пробовали…» Скажет что-нибудь в этом роде и непременно приглушенно рассмеется. Чтобы все окружающие поняли – вот какой он, Марат Логунов, искушенный стервец.

– Ладно, теперь-то что говорить? – неожиданно примирительно улыбнулся редактор. – Понимаешь, «Сладкий год» не совсем обычный календарь. Он не такой, как остальные эротические журналы и прочие жанровые издания. Нам в принципе не важны параметры модели. Важно, чтобы это было, во-первых, раскрученное, а во-вторых, неожиданное лицо. Знаменитая женщина, которую никто и не ожидал увидеть голой. Пусть у нее шрам от аппендицита, кривые ноги и морщинистая шея – любого человека можно сфотографировать так, что он будет выглядеть красивым и сексуальным.

Филипп удивленно слушал. Иногда Марат был в состоянии изрекать такие неглупые тонкие вещи, что было сложно представить, как это в одном человеке могут уживаться хамство и рассудительная интеллигентность.

– Мне важно, чтобы человек излучал сексуальную энергию, чтобы у него в глазах светился секс, – продолжал тем временем разглагольствовать Марат. – По такому принципу мы и выбираем героинь для календаря.

– Тогда какие проблемы с Керн? Она звезда, ее считают секс-символом. А то, что грудь маленькая – да наплевать, многим нравится. Приподнимет то, что есть, ладошками, я ее снизу сниму, никто ничего и не заметит.

– Да нечего там ладошками приподнимать, – посетовал Марат. – Впрочем, сам сейчас увидишь… Она идет.

Марина действительно приближалась – они не сразу ее заметили, потому что появилась она не со стороны отеля, а откуда-то сбоку. Выглядела она неплохо – настолько неплохо, насколько в принципе может выглядеть женщина за тридцать, злоупотребляющая косметикой, ночной жизнью и крепкими алкогольными напитками. Сопровождала Марину бледная невыспавшаяся стилистка.

Увидев Марата, Керн просветлела, заулыбалась – судя по всему, ей-то как раз понравилась ночь, проведенная в постели обаятельного главного редактора. Она подбежала к нему и уже собралась было запечатлеть влажный хозяйский поцелуй на его небритой щеке, но Марат дернулся в сторону.

«Бедная, – подумал наблюдавший эту сцену Филипп. – Она еще не знает, что является для Логунова просто «одноразовой» девчонкой, причем еще и не самой лучшей и запоминающейся из этих самых, «одноразовых». Хотя ей, наверное, не привыкать». Филипп читал ее мемуары. Марина лихо, с циничным юмором описывала свои сексуальные победы над разнообразными знаменитостями – в книге она выглядела беспринципной, всеми желаемой стервой, играючи расправляющейся с истерзанными мужскими сердцами. Однако между строк Филиппу почудилось отчаяние человека, у которого никак не получается бросить якорь – и едва ли уже получится когда-нибудь. Слишком много неизлечимых комплексов, слишком дурная репутация, а репутацию не смоешь, как столь любимый ею грим.

– Ну и почему мы опаздываем? – холодно и строго поинтересовался Марат.

– Я проснулась возрожденной, – с готовностью объяснила Марина. – Сам знаешь почему. Уже собиралась отправиться сюда, когда почувствовала острую необходимость поделиться своей энергией с окружающим миром. Чтобы мир стал еще прекраснее, – она кокетливо подмигнула. – И я отправилась в уединенное место на морском берегу. Я медитировала.