Девушки в период одиночества

Попросить родителей остановиться в отеле, когда они приезжают в гости, – это прогресс, а попросить бойфренда о том же самом – признак помрачения рассудка. Поэтому те, кто страдает боязнью совместного проживания, вынуждены терпеть временные неудобства или мучиться впоследствии, спрашивая себя, что происходит с психикой – самоактуализация или саморазрушение.

Я подозреваю, что боязнь близости у женщин начинается из-за того, что им приходится испытывать на себе давление окружающих. Окружающие, разумеется, желают нам только добра. Они призывают нас быть «цельными натурами». Нам говорят, что надо себя баловать, принимать расслабляющие ванны, ходить на интересные занятия, покупать дома… вот, мы все это и делаем. Мы довольны своей жизнью. Мы – цельные натуры. Но, между прочим, это не означает, что у нас есть место для кого-нибудь еще рядом. Я говорю не иносказательно. Я говорю о физическом пространстве. Например, недавно я снова стала спать посередине кровати, так как поняла, что когда я сплю «на своей половине», то подразумеваю, что жду мужчину, который пришел и занял бы вторую половину. Это поблажка мне, а не моему будущему мужу. Которого я не жду.

Честное слово, я всегда утверждала, что мне не нужен мужчина, чтобы чувствовать себя полноценной, он мне нужен для заполнения кроссворда в воскресном номере «Нью-Йорк таймс». Это единственное, чего я не в состоянии сделать сама. Так что для страдающих боязнью близости актуальным остается вопрос: реально ли найти человека, которого можно так же аккуратно вписать в наш устоявшийся повседневный быт, как слова в клетки кроссворда, или же придется научиться немного сдвигаться в сторону, давая место другому? Ради кого-то пропустить занятия в спортзале. Поменять любимую сторону на кровати. Посмотреть, что произойдет, если немного расчистить жизненное пространство.

34

Ретро-свидание: воссоединение с одним из своих первых парней, с которыми вы всего лишь целовались когда-то, чтобы вспомнить свою собственную невинность, и радость от свидания

Последние шесть месяцев я встречалась с человеком по имени Гай, и он был моим бойфрендом, когда мне было шестнадцать лет. Мы познакомились во время молодежной поездки в Израиль. Он был из Флориды, я из Оклахомы. Мы были влюблены друг в друга. И мы были обречены. Поддерживать отношения, находясь в сотнях километров друг от друга, даже взрослым подчас тяжеловато, не говоря уже о детях без банковского счета и телефона, параллельного с родительским. Мы расстались через год, встретились как-то на выходные, когда уже были в колледже, потом полностью потеряли друг друга из вида, пока его сестра не увидела меня на «Золотом Глобусе» пару лет назад и не позвонила Гаю. (Между прочим, вот еще почему женщинам надо выглядеть как можно лучше на всяких шоу с раздачей наград – кто знает, какой именно ваш бывший бойфренд сейчас смотрит на вас?)

В первый раз за шестнадцать лет я увидела Гая в прошлый декабрь. Это была любовь со второго взгляда, и на этот раз он переехал из Флориды ко мне. Он сказал, что не хочет потерять меня еще раз. Это все было бы страшно романтично, если бы меня не мучила смутная мысль, что если он и есть Тот Самый, если я вправду знала все, что полагалось знать о мужчинах, когда мне было шестнадцать лет, тогда какого черта я делала все эти двадцать лет? Как же сентенция «живи и учись»? Что я набрала за эти годы кроме эмоционального багажа? Может ли быть правдой, что во взрослом возрасте из отношений мы лишь извлекаем опыт, как в дальнейшем быть более осторожными, и все точнее учимся анализировать?

Мне хотелось бы верить, что дело не в этом – что нам надо пройти через душевную боль, разочарования, разбитые сердца, десятки фальстартов, чтобы яснее понять, кто мы и чего хотим. (Я бы уж точно не сделала никакой писательской карьеры без своего огромного материала.) Но также возможно, что мы были успешнее в любви, когда знали меньше, и, возможно, уже пора прекратить «расти» и просто получать удовольствие от самого процесса.