Девушки в погонах

Первая самостоятельная работа! Сколько радостей, а порой и огорчений принесет она! Какой след оставит в душе девушек вот эта проба сил? Выдержат ли они этот трудный экзамен на аттестат фронтового наборщика или смалодушничают, а может быть, и струсят и, пока недалеко от Москвы, махнут на попутных машинах домой? Ведь они же не бойцы и не мобилизованные на фронт, а добровольно согласились, вернее, напросились работать наборщиками армейской газеты.

В эту ночь многие редакционные работники не отдыхали. В землянках и машинах готовились материалы, составлялись макеты, подбирались снимки для очередного номера. На рассвете начнется прорыв укрепленной полосы противника, и к этому времени армейская газета, вместе с минами и снарядами, патронами и гранатами, должна быть доставлена в роты и взводы, отделения и расчеты, экипажи и блиндажи.

У наборной машины, где над россыпью свинцовых букв склонились три подруги, то и дело появлялись «таинственные» фигуры. Одни, кому не удалось увидеть московское пополнение в землянке, приходили сюда, чтобы одним глазом через узкую щель взглянуть на москвичек, другие подносили все новые и новые материалы, а кое-кто, не скрывая своей душевной тревоги, заглядывал в машину, чтобы подбодрить уставших девушек.

Длинная декабрьская ночь еще висела над притихшим лесом, а у печатной машины уже засуетились люди. Где-то под землей зафыркал движок, и по толстым подвешенным проводам побежал электрический ток. Он достиг конечной точки, качнул объемистое колесо печатной машины. Медленно завертелись застывшие шестеренки, и по колонкам набора пробежали мягкие валики. Зашумевшая машина плавно потянула из рук печатника чистые листы газетной бумаги. Прошли первые секунды, и на противоположном конце чьи-то ловкие руки подхватили еще липкую, пахнущую краской газету. За ней показалась вторая, третья…

Как никогда усталые, с воспаленными веками, измазанные краской, возвращались москвички к себе в землянку. Они шли молча, пугливо всматриваясь в каждый снежный холм, в каждый развесистый куст, словно пробирались в тыл противника. В эти минуты, наверное, вспоминалась им предрассветная Москва, когда они по заснеженным улицам бежали на комбинат, где их ждали светлые и уютные цехи, подружки, старшие товарищи, где людской поток уносил из молодых девичьих сердец грусть и тревогу, навеянные войной.

Но вот где-то орудийный залп потряс морозный воздух и гулким эхом прокатился по вековому бору. Девушки вздрогнули, тут же остановились и тревожным взглядом посмотрели друг на друга.

— Это вам не Москва, — шутливо заметил солдат в замасленном полушубке. По его внешнему виду нетрудно было догадаться, что это видавший виды шофер редакционной машины. И девушки весело переглянулись: как ни говорите, свой человек рядом.

Но когда за первым залпом сотни, а может быть, и тысячи мощных орудийных жерл выбросили на головы непрошеных гостей тонны смертоносного металла и над молчаливым лесом с шумом и звоном пронеслись краснозвездные бомбардировщики, лица девушек озарились улыбкой. От одной мысли, что их труд, отданный в эту бессонную ночь, вольется в общий поток всенародной борьбы с коварным и лютым врагом и приблизит светлый день нашей победы, стало радостно на душе.

Суровая, тревожная фронтовая обстановка закаляла волю и характер москвичек. Прошло немного времени, и они стали совершенно неузнаваемы. Легко переносили тяготы походной жизни, умело приспосабливались к местным условиям. В теплый солнечный день они мигом разворачивали наборный цех в лесу под ветками игривой рябины или векового дуба. Свыклись с форменным обмундированием, с кирзовыми сапогами, с солдатской кухней. А выдавались свободные минуты, заботливые девушки костер разведут, воды нагреют, стирку организуют или сбегают на опушку и котелок земляники принесут, корзинку грибов соберут и суп сварят, ребят угостят.

В часы отдыха любили москвички потанцевать, спеть задушевную песню. Бывало, организуют самодеятельность, привлекут для участия в ней даже тех, кто сроду не танцевал, не пел. Смотришь, и застенчивый, угрюмый повар или печатник такого откаблучит раскамаринского, что хоть в красноармейский ансамбль его отправляй.

Мечтали девушки побывать на самом переднем крае, там, где рвутся снаряды и мины, где свистят пули, где можно поймать на мушку хитрого зверя в зеленом мундире.

— Когда же возьмете нас с собой? — не раз приставали они к журналистам, отправляющимся в передовые части.

И такой случай подвернулся. В тот день, когда не выходила газета, редактор разрешил Зине, Марине и Маше выехать с группой журналистов в один из полков гвардейской дивизии.