Девушки здесь все такие милые

Он открывает дверь, и вот оно – вальяжный наклон головы, легчайший намек на улыбку. Он никуда не делся – тот парень, который когда-то подарил мне ощущение собственной уникальности. Я вхожу за ним в номер, и мы усаживаемся на кровать. Шторы задернуты, окно проступает квадратом бледного света.

Я сразу перехожу к делу:

– Когда мы встречались в кафе, ты сказал одну вещь. Мол, человек, написавший записки, – это тот же человек, который убил Флору. Ты правда думаешь, что ее убили?

Он зарывается пальцами в одеяло.

– Ты не видела того, что видел я. Ее точно убили. И убийца все продумал – стащил у меня телефон, потом пошел к ней в общагу. Флора не стала бы накладывать на себя руки. Она не могла… такого она бы никогда не сделала. И к тому же – она бы оставила записку.

– А в полиции ты это говорил? – Волна жара захлестывает шею.

– Думаешь, меня там кто-то слушал? На кружке ее отпечатки. В здание никто не входил. Никаких следов борьбы. Я пытался убедить их, что она могла и не сопротивляться, потому что была слишком удручена. Или потому, что это был человек, которого она знала.

– Но кто мог это сделать, а потом замаскировать под самоубийство?

– Тот, кто знал, что всех собак повесят на меня. – Поднявшись, он берет с прикроватной тумбочки бумажник и вынимает мятый клочок бумаги, сложенный в несколько раз. – Вот что я дал копам. Прости. Там и твое имя.

Мое имя. Я беру в руки бумажку и в этот миг понимаю, что раньше никогда не видела его почерка. Здоровенные буквы-валуны, лепящиеся друг к другу. Это список: я, Салли, некоторые девчонки из Баттса плюс Хантер, с которым, по мнению Кевина, Флора ему изменяла.

– Что это? – спрашиваю я. Бумажка мягкая и истрепанная, как визитка Фелти. Крест Кевина, тяжкий груз, который он все эти годы несет по моей вине.

– Люди, которые знали. Люди, которых я видел той ночью. Люди, которые, возможно, хотели ей навредить.

– Я не хотела ей навредить. Она же… она же была моей лучшей подругой.

– Тем не менее ты заявилась в Дартмут и рассказала мне, что она мне изменяет. Потом я приехал к ней, поддавшись на ее мольбы, и мы с тобой… Я вовсе не собирался с тобой спать! И впоследствии задавался вопросом, уж не подстроила ли ты все это. Чтобы в итоге мы оказались в этом сортире… Вид у тебя был – как будто ты приз выиграла.

По моему позвоночнику змеится ужас.

– Ничего я не подстраивала, Кевин! Клянусь тебе! Откуда мне было знать, что все так выйдет! В тот вечер мы с тобой просто отдались чувствам… – Я скребу свои и без того изодранные кутикулы.

– А эсэмэски случаем не ты написала? – он сверлит меня взглядом.

– Конечно, нет! – Сердце у меня отбивает быструю барабанную дробь, от паники кружится голова. – И потом, ты ведь считаешь, что ее убили. Как я могла это сделать? Я же была с тобой!

Он чешет в затылке:

– Это верно. Я просто пытаюсь найти во всем этом какую-то логику – но не нахожу.

– Она была пьяна и морально раздавлена. Зачем ты вообще тянул кота за хвост? – Я говорю слишком резко, потому что до сих пор при воспоминании об этом в душе у меня вспыхивает пожар чувств. – Почему не порвал с ней? И жили бы дальше каждый сам по себе!

– Ты не понимаешь, – отвечает он. – Это все не так просто. Наши отцы вместе играли в гольф. Моя мама и ее мачеха чуть ли не лучшие подруги были. Они уже вовсю планировали нашу свадьбу.

Я откладываю бумажку и скрещиваю руки на груди.

– Выходит, ты водил меня за нос. И ее заодно.

– Неправда! Звучит не очень, конечно. Но ты меня выслушай! Флора всегда была мне опорой. Единственной константой в моей жизни. Я знал, что всегда могу на нее положиться. Поэтому да – я разлюбил ее, но меньше всего мне хотелось разбивать ей сердце. Я надеялся расстаться по-человечески.

– Только что-то не вышло.

Мой голос – лед.

– Не вышло. – Он трет подбородок. – Совсем. Я все испортил.

Он идет к столу, где рядом с кофемашиной стоит бутылка «Джека Дэниелса».

– Выпить не хочешь? Мне точно нужно тяпнуть.

Он наливает виски в хлипкий бумажный стаканчик. Осушает его и сразу наполняет снова – и я понимаю, что пьет он много и часто.

– Другим девушкам ты тоже письма писал? – Я знаю, что мы изрядно отклоняемся от темы, но мне позарез нужно наконец узнать правду.

Он не смотрит на меня.

– Нет. Только тебе.

– А эсэмэски?

Он медлит с ответом.

– Тоже.

Я cобираю в кулак всю свою злость, готовясь нанести сокрушительный удар. Но Кевин меня опережает. Он понимает, что я понимаю: он лжет.

– Я думал, ты, как и все, винишь во всем меня. В смысле – ты ведь больше мне не писала…

Я смягчаюсь вопреки собственной воле.

– Я отправила тебе письмо, но ты не ответил.

Он прихлебывает виски.

– Я этот ящик снес. Что там было? В твоем письме?

– Как поживаешь, все такое.

Я прекрасно помню, что там было. Я наваляла это письмо кое-как, по пьяни. «Привет, мне очень жаль, что все это на тебя обрушилось, если хочешь поговорить, дай знать, ты по-прежнему много для меня значишь и ничто этого не изменит».