Отупел ли я окончательно в эти минуты, но ни одной умной мысли в моей голове так и не появилось. Я не знал, как из этого выпутаться.
– Я ею охотно займусь, – мечтательно проурчала фрау Ольга. – Вышколю по наивысшей категории. Да и Макс не откажется! Правда, Макс?
Макс покачивался на каблуках, чувствуя в эту минуту весь вес своей профессии. Он ждал всего лишь знака, легкого кивка головы, чтобы, наконец, показать, на что способны его волосатые кулаки.
– Роман, – отозвалась Дзвинка, – не делай глупостей. Это бессмысленно. Я не буду любить тебя из страха.
– Не будешь? Ошибаешься! Зень своего добился, и я добьюсь!
– Ах, Зень! Так Рома нас продала?
– Да, твоя лучшая колежанка! Теперь вы так просто не ускользнете! Этот фраер, – указал он почему-то на меня, – слишком много знает. А ты знаешь еще больше. Я не самоубийца!
После этого хватало лишь кивнуть в мою сторону, и в голове моей взорвалась бензоколонка вместе со всеми машинами, а потолок вдруг поменялся местами с полом. Однако Макс и не думал на этом останавливаться. В голове буйствовал пожар, глаза заслонил густой дым, я ничего не слышал и не видел. Последнее, что уловил мой взгляд, это шприц в руках фрау Ольги – она подступила с ним к Дзвинке. После этого я почувствовал, что проваливаюсь в какую-то бездонную пропасть и лечу, ударяясь о выступы скал, пока, наконец, не грохнулся затылком обо что-то твердое, и мир для меня погас. Я, было, подумал даже, что навсегда.
ХІІІ
Медленному выныриванию из темной мути, казалось, не будет ни конца, ни края. Глаза упрямо не открывались, склеенные чем-то липким, пока я не раскрыл веки пальцами. От яркого света предзакатного солнца запекло в глазах. Охваченный головокружением и тишиной, некоторое время я лежал совершенно беспомощный. Осознание того, что произошло, проявлялось в мозгу слишком медленно, нарастая вместе с чувством ужаса. Хотелось снова отключиться.
Я пошевелился и сразу застонал, пронзенный острой болью в затылке. Приподнявшись на локтях, я выплюнул соленый сгусток слюны и крови. Я все еще находился в том же доме. Без Дзвинки. Потом, держась за стол, я поднялся на ноги, цепляясь за мебель, поплелся в лазничку, и, заглянув в зеркало, убедился, что меня при большом желании еще можно узнать. На глазах запеклась кровь, вытекшая из разбитой брови. Я промыл глаза, чувствуя, как при каждом движении головы раскалывается затылок. Прикоснувшись к нему рукой, я нащупал волосы в засохшей крови. Смочил в холодной воде полотенце и стал осторожно протирать затылок.
На кухне в креденсе нашлась аптечка. Я залепил пластырем бровь. Все, что я помнил – это, собственно, удар кулаком в лицо. Что было дальше? Я упал. А потом ударился о край креденса. На полу засохло немного крови. Это, видимо, меня и спасло. Они решили, что я убился насмерть.
Радовало меня и то, что я не чувствовал тошноты, которая непременно свидетельствовала бы о сотрясении мозга. Я поблагодарил Господа за то, что наделил меня такой крепкой головой, но для того, чтобы ожить окончательно, стоило все-таки свой мозг встряхнуть. Я полез в бар, выдернул бутылку ямайского рома и лакнул хороших полстакана. Было впечатление, будто ром не проникает в пищевод, а течет сразу в артерии. Я глотнул еще, и через минуту уже был готов на любые подвиги.
Часы показывали без пятнадцати восемь. Значит, я был без сознания целых пять часов. За это время могло произойти многое. Я выбежал из дома и помчался к первому же телефону. К счастью, Франь был дома.
– Ну, что там? – спросил я.
– Шеф согласен. Наверху тоже просмотрели. Но хотят получить целую кассету.
– Завтра утром привезу.
– Давай, не тяни.
Теперь я должен был поймать Ярка и забрать у него кассету. Только бы он меня дождался.
Как на беду, я долго не мог поймать такси и прибыл на место, когда уже начало смеркаться. Окна дома Ярка не подавали признаков жизни. Но во дворе стояла его машина.
Я ступил на крыльцо и нажал на звонок. Никто не появился. Дверь была заперта, а в замке ключа не было. Что это могло значить? Может, спит, а может, куда-то вышел. Я нажал еще раз, но в ответ не послышалось ни звука. Куда он мог деваться?
С черного входа, который вел в подвал, я легко выбил палкой хлипкие двери. На меня повеяло сыростью, запахом краски и лаков. По лестнице я на ощупь поднялся наверх и оказался на кухне. Здесь царил ужасный кавардак. Все было разбросано и перебито. Ящики вывернуты на пол, мебель отодвинута от стены.
Я заглянул в комнату и сразу увидел Ярка. Он сидел на полу, опершись спиной на книжный шкаф. К груди он прижимал какую-то книгу. На руках и на книге алела кровь.
Ярко был мертв. Его застывший взгляд, устремленный на дверь, свидетельствовал, что он кого-то ждал. Возможно, меня.
Я взял книжку из его рук и увидел стреляную рану на груди. Но застрелили его не здесь, у шкафа, а метра на два дальше. По следам крови можно было догадаться, что он из последних сил добрался сюда. Для чего? Неужели только чтобы добыть эту книгу, с обложки которой мне улыбался бравый солдат Швейк?