Деза

Слава богу, вызванный соседями участковый милиционер проявил бдительность и твердость. Он сказал: «Вскроете только по суду». А наследница, двоюродная племянница Матильды Кудашевой, узнав об этом случае, забрала шолоховские материалы и, еще до заключения договора с институтом, отдала часть их в ИМЛИ, который к тому времени уже разыскал ее. Отдала, чтобы провести необходимую экспертизу.

Колодный все-таки тоже нашел новую владелицу. Используя опять свои московские властные связи, предложил ей за рукопись четырехкомнатную квартиру.

Не получилось.

И тогда, в ноябре прошлого года, именно в тот момент, когда висевшая на волоске судьба бесценной для России рукописи вот-вот должна была окончательно решиться, Колодный появляется… в Тель-Авиве. Случайно? Не за большими ли деньгами, чтобы перебить на последнем этапе досадных «конкурентов», метнулся он туда? «Лев Ефимович в Израиле не живет, – вскользь заметил его собеседник и лютый шолоховский ненавистник Зеев Бар-Селла, – но бывает здесь регулярно… Причины личные и широким массам читателей не интересные…»

Однако сорвалось у него и на этот раз. Опередили! Рукопись «Тихого Дона» приобрело государство. Не израильское, а российское. И за цену, десятикратно меньшую той, которую требовал Колодный. Наследники Шолохова, его дети и внуки, передали все права на рукопись Институту мировой литературы имени А.М. Горького Российской академии наук.

А Колодный все кричит: «Я, я, я!»

Так благополучно завершилась эта детективно-криминальная история.

Тут бы и поставить точку.

Но…

Благополучно – это с нашей точки зрения. Колодный считает иначе. Он считает себя обделенным!

Как же, первым нашел рукопись он, а теперь все чаще говорят и пишут о нынешней роли Института мировой литературы. Да и возможность материально что-нибудь поиметь ускользнула. Он крайне раздосадован, даже разъярен.

Собственно, этим и вызваны все его лихорадочные действия последнего времени. С целью любым способом еще и еще раз «затвердить», прославить свое первенство!

Печатает один за другим материалы о себе в родных ему «Московской правде» и «Московском комсомольце». В рекордно короткий срок выпускает второе издание книги, которая теперь называется уже не «Кто написал «Тихий Дон», а «Как я нашел «Тихий Дон». Обратите внимание: «Я» здесь ключевое, главное. И если на обложке портрет молодого Шолохова, то на другой стороне книги – портрет Колодного работы знаменитого художника Таира Салахова. В общем, с Шолоховым они тут почти на равных.

Вот и те 125 страниц шолоховской рукописи, которые в свое время воровски он ксерокопировал, теперь полностью воспроизвел в своей книге. Неважно, что право на воспроизведение рукописи принадлежит ныне исключительно Институту мировой литературы. У приватизаторов чубайсовского толка свои понятия о правах: разбойничьи.

С той же целью – еще раз погромче прославить себя – развез книгу по различным газетам. Редакторам, как я понимаю, дарил со своими автографами. Мне тоже оставил книгу с лестной надписью. Лестной и намекающей: «Виктору Кожемяко, которого я давно уважаю. А он меня – нет… Л. Колодный. 11 апреля 2000 г.».

Совершенно ясно, что после этого мне следовало доказать мое уважение к нему. Лестной статьей о книге, как же еще. Но, поскольку статьи таковой не появилось, от «давнего» ко мне уважения Л. Колодного скоро не осталось ничего. И когда на презентации в Доме журналиста я попробовал обратить к нему свой первый, неприятный для Льва Ефимовича вопрос, был ошарашен заявлением, что работаю… «в гнусной газете»!

Забыл Лев Ефимович, что именно в этой газете, в «Правде», был много лет корреспондентом и впервые печатал многие свои художественные страницы коммунист Шолохов.

Растерявшись, я сразу даже не напомнил Колодному об этом. Зато, зная с утра, что в «Советской России» напечатан о его книге положительный отзыв, сказал:

– Ладно, «Правда» – газета гнусная. А какая газета «Советская Россия»?

– Не знаю, – последовал ответ обозревателя «Московского комсомольца». – Я ее не читаю.

Скандал на презентации и вспыхнул потому, что прозвучали (не могли не прозвучать!) раздражавшие его вопросы, уйти от которых, увы, было трудно. А когда попросила слово Евгения Игоревна Левицкая, внучка Левицкой Евгении Григорьевны, одного из первых редакторов Шолохова, с которой он дружил до конца ее жизни и которой посвятил рассказ «Судьба человека», Колодный вообще заявил, что слова Левицкая не получит.

– Как?! – возмутились многие. – Ведь это друг семьи Шолохова, внучка той женщины, к которой Михаил Александрович обращался в своих письмах: «мама», «мамуня», «маманя». Ваша собственная книга свидетельствует об этом…

– Если Левицкая получит слово, я тут же уйду! – отрезал Колодный. К этому времени, разбушевавшись, он уже успел обозвать Феликса Кузнецова «позором русской литературы», сравнить его с Булгариным и т. д.

А Евгения Игоревна, которой высказаться так и не дали, после скандальной церемонии объяснила это следующим образом: