Деза

Василий Галин. Резюмируя выступления моих коллег по проблемам «холодной войны», хотел бы подчеркнуть, что эта война, навязанная нам Западом, заставившая втянуться в гонку вооружений, нарушавшая нормальные связи между народами, постоянно балансирующая на грани столкновения, серьезно нарушила эволюционное развитие СССР. Она, а потом и смерть Сталина в 1953 году не позволили осуществить передачу функций управления страной от партийного аппарата государственным органам. Преемники Сталина посчитали, что старая модель управления государством, при которой была одержана Великая Победа, сработает и далее, хотя время многое меняло. И вот такая позиция привела в конце концов к событиям 1991 года.

Ярослав Листов. Есть такое понятие в управленческой науке – «эффективный менеджер». Но такой менеджер-исполнитель без менеджера, генерирующего идеи, рано или поздно приведет предприятие к краху. После смерти Сталина плеяда теоретиков, то есть тех людей, которые разбирались в том, как работает система, в 1957 году исчезла. Партийный аппарат во главе с Хрущевым от них избавился. Я говорю о Молотове, Кагановиче, Шепилове и других членах так называемой антипартийной группы. Их сменили исполнители, иногда энергичные, но не понимавшие до конца то, что они делают. Поэтому при наследниках Сталина система начала впадать в стагнацию. Теоретическая составляющая – творческий марксизм – была подменена ритуалом.

Юрий Емельянов. Упоминавшиеся сегодня послевоенные научные дискуссии, по мысли Сталина, должны были иметь вполне практическое продолжение в необходимых экономических преобразованиях. Об этом он говорил Шепилову, подчеркивая, что намечаемые преобразования и люди, их осуществляющие, должны опираться на политэкономическую теорию. «Либо мы подготовим кадры наших молодых хозяйственников на основе науки, либо мы погибнем» – вот как ставился вопрос. Много позже Молотов вспоминал, что большинство членов Политбюро плохо разобрались в сталинских наработках по политэкономии социализма, а некоторые просто не поняли их. Теоретический уровень кадров стал острейшей проблемой.

Еще в «Основах ленинизма» Сталин предупреждал: «узкий практицизм и беспринципное делячество» могут привести к перерождению некоторых большевиков и к отходу их от дела революции. Теория, по словам Сталина, – это компас, без которого немыслимо движение пролетариата вперед. А в партии, даже в ее руководстве, к сожалению, преобладали практики. С 30-х годов Сталин возмущался, что люди на руководящих постах ничего не смыслят в марксизме, что их надо учить и учить. Даже после войны в высшем руководстве партии преобладали люди, обремененные опытом Гражданской войны. Они привыкли полагаться на командно-административные методы работы. Именно в этой среде рождались интриги, наветы, обусловленные боязнью потерять из-за своей теоретической неграмотности посты и положение. А их жертвами становились молодые способные выдвиженцы, подобные Вознесенскому и Кузнецову, которых Сталин открыто называл будущими руководителями страны, но которые погибли в результате «ленинградского дела».

Ярослав Листов. Самая большая сложность при анализе послевоенных «дел» («дело врачей», «ленинградское дело», «дело Еврейского антифашистского комитета») состоит в том, что большинство документов по ним до сих пор не раскрыто. Главенствуют домыслы и догадки. Единственное, что ясно: лица, ставшие их инициаторами, – это Хрущев, Берия, Маленков. Конечно, ни одно «дело» не могло возникнуть без реальных основ. Например, ленинградская группа выступала за создание Компартии Российской Федерации, за выделение столицы РСФСР – Ленинграда и прочих атрибутов некоей русской суверенности, что можно рассматривать как подрыв прежней национальной политики. Это Сталина очень насторожило. Он был яростным противником любых проявлений национализма. Вспомним, что и разрушение СССР началось с заявлений об этом же, а дальше был брошен разрушающий ельцинский лозунг: «Берите суверенитета, сколько проглотите».

И в «деле врачей» были отправные моменты. Некоторые специалисты использовали это «дело» для сведения личных счетов. С другой стороны, у светил медицины существовала банальная боязнь личной ответственности при принятии решений по болезням высокопоставленных пациентов. Они добивались коллективного мнения по этим вопросам, что часто напоминало саботаж. Так было и в случае с лечением Жданова. Ведь Лидия Тимашук, которая забила тревогу из-за неправильного диагноза и которую до сих пор всячески третируют, оказалась права. Со стороны лечащих врачей было все то же желание увернуться от ответственности.