Дезертир

И вдруг я понял, что призраки исчезли. Вместо неясных расплывчатых силуэтов передо мной были люди — обычные молодые парни в синих шинелях с белыми ремнями. Тот, что слева, наверно, лейтенант — на его треуголке я заметил большую трехцветную кокарду…

Трехцветную? Я ощутил какую-то странность. Кокарда не должна быть трехцветной! Она должна быть белой! И шинели не могут быть синими! Синее носят враги…

Все стало на свои места. «Синие»! Мы так и называли их — «синие»! Каратели… Убийцы… Рота Лепелетье — кажется, тот, кем я был раньше, слыхал о такой!

— Вы — из Внутренней армии?

— Так точно, гражданин национальный агент2! Только вы не разговаривайте. Нельзя вам! Эй, где там врач?

Национальный агент? Эти слова мне ничего не сказали, но теперь я уже понимал, что случилось. Меня приняли за другого — за национального агента Шалье, который в отличие от меня жив и даже не ранен. И виной этому документ — тот, что вытащили из внутреннего кармана моего камзола. И вдруг я вспомнил, как выглядит этот документ — большая, плотная, чуть желтоватая бумага, сложенная вчетверо, с загнутым уголком. Да, эту бумагу я помнил, как и то, что я не имел к ней никакого отношения. Мне ее дали — перед самым концом, перед тем, как я увидел склонившееся надо мною серое небо…

— Где тебя носит, гражданин? Скорее! Эти слова относились явно не ко мне. Рядом были по-прежнему двое, но вместо молодого парня в треуголке — того, кого лейтенант называл гражданином Посье, оказался кто-то другой — средних лет толстячок с небритым подбородком и в совершенно штатского вида шляпе.

— Где тебя носит, гражданин Леруа? Скорее!

Сейчас все выяснится! Этот Леруа (неужели нельзя сказать «господин Леруа»?) явно врач. И каким бы он ни был скверным врачом, он, конечно же, определит, что я мертв. И тогда меня оставят в покое. В покое… Большего мне не хотелось, да и невозможно мечтать о чем-либо другом такому, как я. Ведь мне уже ничего не надо…

И тут я вновь ощутил беспокойство. Нет, я ошибался! Что-то мною не сделано! Что-то важное! Да, в этом-то все и дело! Они принимают меня за живого, потому что я сам не могу отпустить себя! Серое небо совсем рядом, но туда дорога закрыта, потому что не сделано нечто важное — настолько, что я готов притвориться живым, как бы нелепо это ни звучало…

Я ощутил холод. Кажется, кто-то — наверно, все тот же гражданин Посье, нескладный рябой парень в косо сидящей шинели, — принес воду, много — целое ведро, и сейчас этот, с небритым подбородком, пытается что-то сделать с моим лицом. Они что, решили меня умыть? Я чуть не рассмеялся, но затем сообразил. Кровь! Ведь я весь в крови — лицо, рубашка, камзол, плащ. Я истек кровью — и незачем отмывать ее. Впрочем, сейчас все выяснится…

— Что с ним?

Голос лейтенанта — резкий, нетерпеливый. Гражданин Леруа почему-то медлит с ответом. Экий бестолковый! А может, мне попросить этих, в синем, сделать то, из-за чего я не могу успокоиться? Конечно, они враги. Внутренняя армия — шайка озверевших от крови санкюлотов3, убийцы и грабители. Я воевал с ними, пока был жив. Но я мертв, у мертвых не бывает врагов! Я попрошу, и они сделают. Но для этого надо вспомнить, что именно мною не исполнено. Я должен приехать… Нет, я должен найти… Но ничего не вспоминалось, а тот, кто подсказывал мне откуда-то с края света, замолчал.

— Странно, не могу найти рану… По-моему, он не ранен, гражданин лейтенант!

— То есть как? А кровь?

Я чуть не фыркнул от возмущения, слушая этот вздор, но решил пока не вмешиваться. Разница между живым и мертвым слишком очевидна, ее заметит даже гражданин Леруа, пусть он и трижды шарлатан. Жаль, я ничего не могу вспомнить! Сейчас они уйдут…

— Наверно, контузия, гражданин лейтенант. Это, похоже, не его кровь…

Меня вновь приподняли, осторожно сняли плащ, чьи-то пальцы расстегнули рубашку…

— Да… — лейтенант изумленно покачал головой. — Странно… Гражданин Шалье!

Стало ясно — от меня не отстанут. Я кажусь им живым. Но, может, воспользоваться этим?

— Я не ранен… гражданин лейтенант… Слово «гражданин» далось с немалым трудом, но дальше пошло легче. Даже голос окреп, и я вдруг понял, что могу двигать руками, могу приподняться…

— Я не ранен. Меня контузило…

— Ясно! — Лейтенант резко встал. — Носилки! Живо!

— Погодите!

Я попытался подняться, меня тут же подхватили и помогли присесть. Небо исчезло. Я увидел поле, голые черные деревья и дорогу — узкую, неровную, ведущую куда-то за дальний лес.

— Число… Какое сегодня число?

— Первое фримера4, гражданин Шалье. Первое фримера Второго года…

Я даже не удивился, хотя прекрасно помнил, что месяцы в году называются иначе. Пусть будет фример. Пусть будет Второй год. Не это сейчас важно…

— Где мы?

— В трех лье от Лиона, гражданин Шалье. Мы получили приказ вернуться в Париж…

Лион5… Слово упало в пустоту. Мне ничего не говорило это название. Хотя нет, что-то вспомнилось, и это «что-то» было слишком очевидным. Я умер в Лионе. Бротто! Конечно! Моя смерть называлась именно так! Бротто! Но что это? Имя? Кличка?

— Если вам нужно в Лион, гражданин Шалье, мы…

— Нет.