Дезертир

Как-то ночью я обнаружил широкую дорогу, накатанную автомобильными шинами. Здесь явно проехали грузовики, причем армейские. Соблюдая предельную осторожность, я двинулся дальше, а едва заслышав рев моторов, бросался в укрытие. К военному порту я вышел в плачевном состоянии. Если попить в пути мне как-то еще удавалось, то еды я не видел четыре дня кряду. Я истощился во всех смыслах слова и был готов сдаться.

Добравшись до гавани, я забрел в переулки и через несколько часов рискованных поисков нашел, наконец, нужное здание. В бордель я вошел перед рассветом, в это время бизнес шел вяло и шлюхи в большинстве своем отсыпались. Меня без промедлений впустили, мгновенно оценив тяжесть моей ситуации. И в одночасье лишили денег.

Три дня я отсиживался в публичном доме, набираясь сил. Меня переодели в гражданскую одежду, довольно безвкусную, на мой взгляд, но я ведь не помнил своей довоенной жизни, так откуда мне знать? Я старался не думать, где женщины раздобыли эту одежду и кому она раньше принадлежала. Долгими одинокими часами в крошечной комнате я с разных ракурсов разглядывал себя в крохотный эллипс зеркальца. То, что я избавился от громоздкой грубой униформы с ребрами жесткости и бронированными накладками, уже было частью свободы.

Шлюхи навещали меня каждый день, меняясь между собой.

На четвертую ночь – ночь нового тысячелетия с начала войны – едва село солнце, за мной зашли четверо девушек в сопровождении сутенера и отвели в гавань. Мы отплыли на шлюпке в открытое море к большому моторному судну, что тихо покачивалось на темных водах под прикрытием мыса. Двигались без фонарей, благо от города исходило довольно света. На баркасе уже были люди в такой же вульгарной одежде: рубашки с оборками, ковбойские шляпы, вельветовые пиджаки, на руках – золотые браслеты. Никто никого не разглядывал, не посмотрели и на меня. Нас встретили молчаливо, ни имен, ни приветствий. Деньги перешли из рук в руки, шлюхи расплатились с парнями в неприметной одежде, и меня пропустили на борт.

Я протиснулся в толпу и занял место среди других, с благодарностью впитывая в себя человеческое тепло. Качнулись весла, шлюпка отчалила в темноту. Я долго смотрел на берег, с грустью признавая, что при всем желании не смогу остаться с дорогими моими шлюхами. Вспоминались их гибкие, тренированные тела, аппетитные рты и подвижные скользкие языки, их беззаботная страстная прыть.

Остаток ночи наше судно стояло на якоре. Время от времени на борт принимали мужчин, те протискивались вперед и передавали деньги. Все молча глядели на палубу и ждали отплытия. Я временами проваливался в сон, но каждый раз новенькие создавали давку, и приходилось слегка потесниться.

Едва забрезжил рассвет, подняли якорь. Баркас взял курс в море. Мы были сильно нагружены и глубоко сидели в воде. Однажды, вдали от берега, мы попали в суровый шторм. Волна накатывала за волной. Нос судна громоздко врезался в валы, на палубу хлестала вода. Я вымок насквозь, оголодал и натерпелся страха; но, главное, истосковался по земной тверди.

Так двигались мы на север, отирая с глаз соленую воду. Названия островов речитативом звучали в моей голове. Они звали меня, и я хотел к ним вернуться.

Я сбежал с баркаса на первом же обитаемом острове. Похоже, никто не знал, как он называется. И вот я, в своем шутовском облачении, сошел на берег. За время пути нас бессчетное количество раз окачивало водой, и стильный наряд превратился в линялую тряпку. Одно висело мешком, другое, напротив, село, в зависимости от материала. За душой у меня не было ни гроша. Я не знал своего имени, не помнил прошлого, не думал о будущем – в общем и целом спустился на берег полнейшим нулем.

– Как называется ваш остров? – спросил я престарелую женщину, подметавшую мусор на пристани. Она взглянула на меня как на идиота.

– Солдафон.

Такое название я слышал впервые.

– Простите, пожалуйста, как вы сказали?

– Солдафон, солдафон, – пробормотала она. – Ты – дезертир? – Я промолчал, и старуха довольно осклабилась, получив подтверждение своей догадке. – Солдафон!

– Это вы про меня, или остров так называется?

– Солдафон! – гаркнула она и окончательно отвернулась.

Я рассеянно поблагодарил ее и побрел в сторону города, не имея ни малейшего представления о том, куда меня занесло.

Я засыпал где придется, воровал еду, просил милостыню, а потом повстречался со шлюхой, которая подсказала мне, что на острове есть гостиница для бездомных и там помогают найти работу. Через день я уже подметал мусор на улице. Этот остров, под названием Пунктик, был отправной точкой для множества дезертиров.

Наступила зима. Когда я дезертировал, то даже представления не имел, что на дворе осень. Я сумел устроиться палубным матросом на грузовой корабль, который направлялся с припасами к южному континенту, но, как мне сказали, должен был делать остановки на северных островах. Так я прибыл на Фелленстел, большой остров с продольным горным хребтом, укрывающим его населенную сторону от беспощадного южного ветра. Так что зиму я провел в умеренном климате.