Солдаты быстро разошлись. Отпущенный Квазимодо, пошатываясь, двинулся к своим вещам, с трудом ориентируясь, где они, собственно, лежат. Глири ухватил парня за шиворот, прошептал в ухо:
– Будешь умничать – сверну шею как цыпленку. Понял?
– Понял. Оружие отдайте.
– На хер? У тебя эвфитон есть. – Сотник ухмыльнулся.
Квазимодо кивнул и поплелся к костру.
Морщась, вор вытянулся на плаще. С правой стороны ребра болели больше, да и правое ухо почти не слышало. Саднили плечи и шеи – с плетью Квазимодо в последний раз общался давненько, отвык. Сердце потихоньку успокаивалось – вор хорошо понимал, что мог бы сейчас брести по окраине болота и даже плаща, чтобы подстелить под задницу, не имел бы. Удачный день выдался: вместо отдыха – лазанье по скалам. Потом баран чуть не убил. Арбалет своими руками отдал, да еще денег приплатил. Кукри отобрали, ребра пересчитали. К болотным змеям чудом не попал. Хорошо еще в ночную стражу не назначили.
Рядом присел ныряльщик:
– Есть будешь? И я воды принес.
– Не надо.
– Баран мягкий. Попробуй…
– Да идите вы все, – пробормотал Квазимодо. Его мучило, казалось, давно и прочно забытое чувство – обида. Ну что ты как сопляк-мальчишка?
Квазимодо заставил себя сесть.
– Что там у тебя?
Фуа протянул кусок плохо пропеченной лепешки с ломтем жареного мяса.
Надо поесть. Вор вытащил из-за голенища нож покойного Филина. Последнее оружие у тебя осталось – да и то полное дерьмо. Квазимодо принялся крошить мясо и пробормотал словечко, которое давненько не употреблял:
– Спасибо.
Ныряльщик промолчал, и это было мудро.
В подъеме лодок Квазимодо не учувствовал, у него хватало своих забот. Глири выполнил свое обещание, и теперь Квазимодо волок эвфитон в одиночку. Оказалось не так уж трудно – сначала перенести станину и короба со стрелами, второй ходкой – лафет и «плечи». Остальные носильщики двигались еще медленнее – громоздкие части лодок застревали в расщелинах, цеплялись за кусты, и вообще конструкция разборных челнов не предполагала их транспортировки по столь неподходящей местности. К тому же обессиленные «желтки»-носильщики без посторонней помощи не могли преодолеть даже небольшое препятствие. Глири лютовал.
Обливаясь потом, вор забрался на очередной карниз, плюхнулся на землю и расстегнул ремни. Дальше склон становился пологим, недалеко уже и до древней площади. Квазимодо слегка отдышался и полез обратно – забирать остальные части орудия. Съезжать по камням вниз было еще неудобнее, чем подниматься. Скалы быстро добивали несчастные сапоги. Для успокоения вор старался думать не о том, как здорово будет вспороть брюхо господину сотнику, а о вещах отвлеченных – например, зачем все-таки построили ту площадь? Домов нет, жертвенников тоже. Ну и развлечения у предков местных орков были.
Навстречу ползла вереница измученных носильщиков. Ободранные, почти голые людишки, из-под остатков тряпья торчат ребра-трещетки. Внизу свистит плеть сотника, звучат хриплые ругательства.
Квазимодо быстренько подхватил станину и «плечи» и, обгоняя носильщиков, полез вверх. «Желтки» едва двигались. Запавшие щеки, тусклые глаза. И плотная вонь болезни. Нет, не жильцы. Жалости вор не испытывал. Вчера-то тебя самого тоже никто не жалел. Квазимодо забрался на знакомый карниз. Передохнуть удалось недолго – снизу приближался рык командира. Встречаться с сотником лишний раз Квазимодо не хотелось. Не время еще.
Парень глотнул водички и пошел дальше. Идти по относительно ровной поверхности казалось странно. Все тянуло опуститься на колени и начать цепляться за камни передними лапами.
На уступе сидела пара солдат с арбалетами – прикрывали движение отряда. Сотник действительно не доверял оркам. С одной стороны – правильно, конечно, с другой – при желании лучники горцев шутя перещелкают растянувшийся и измученный отряд. Временами дозорные замечали маячившие на соседних склонах фигуры горцев. Но орки казались одиночками – должно быть тоже дозорные. Понятно – за незваными гостями глаз да глаз нужен.
Обеда не было, Глири лишь приказал раздать остатки вчерашних лепешек. Отряд тащился уже по каменистому плато. Подъем дался нелегко – восемь носильщиков не выдержали, остались в каменистых щелях, и даже плеть Глири не могла пробудить в них чувство самосохранения. Возможно, сотник предпочел умертвить ослушников на месте, не давая несчастным шанса быть сожранными орками или отдохнуть и догнать отряд. Квазимодо такие подробности не интересовали – под конец дня он сам едва волочил ноги.