Дезертир флота

Геккон действительно выкатил свои чудесные глаза и смотрел на Хенка с явным отвращением.

– Видимо, эти ящерицы близки к истинным саламандрам, – сказал доктор. – Я кстати, вспомнил одну о них историю…

– Вы, док, рассказывайте, – сказал Квазимодо, выбираясь из-за стола. – А я прогуляюсь, пока в доме ватер-клозета нет…

Тепло, несмотря на ночь, даже душно. По небу стремительно текут обрывки туч, но лунный свет, яркий и мертвый, заливает скальные склоны, речную долину. Светлая чужая ночь. Квазимодо быстро пошел в сторону развалин. Обычно Теа уходила туда. Раньше ходили вместе, последние дни рыжая исчезает в одиночестве.

Вот втемяшилась тебе в голову проклятая мысль о Севере. Зачем? Было ведь все хорошо. Зачем думать, решать, строить планы, когда все эти ненужные мысли только возвращают одиночество? Полоумный Полумордый. Забыл, каково быть действительно одному? Вот так среди запахов хорошей еды и конь-яка, среди умных разговоров и света хорошо сделанных свечей – ты один. Нет рыжей, и ты не можешь сосредоточиться, и в голове только ошметки мыслей, и не хочется ничего.

Квазимодо вспрыгнул на остаток широкой стены, прошел как по ступенчатой дорожке. Резкие тени обманывали, но нетрудно идти, когда бывал здесь не раз. Левее остался квадрат обрушившейся башни. Там, в подвалах, стоят бочонки с конь-яком, спасением одинокого доктора. Сколько лет он будет топить свою тоску в крепком пойле? Какой толк в такой долгой жизни? А он еще, бедняга, выдумал какой-то эликсир. Настоящее его снадобье или нет – какой в нем смысл? Тебе, одноглазый, едва исполнилось семнадцать, а уже хочется все побыстрее закончить.

Обломки как лесенка повели вверх. Дальше с виду гладкая скала. Но можно подпрыгнуть, зацепиться на ней. Всего несколько шагов. Лиска здесь проходит шутя – для нее обычная тропинка. Кто ты, вор, без рыжей? Мелкий жулик с большой фантазией и нездоровым равнодушием к деньгам.

Квазимодо с трудом заполз наверх. Дальше будет легче – а здесь даже кусты не растут, гладкие скальные бока. Зачем лезешь? Она тебя не хочет видеть, иначе позвала бы с собой. Ну почему так получилось? Ты же хотел как лучше. Тупой ворюга. Даже если сейчас найдешь девушку, что ты ей скажешь? Ты ведь не хочешь врать. Язык твой всегда был легок: об этом – умолчать, то – подчеркнуть и выделить, – разве трудно? Ложь, полуложь, полуправда – твое оружие настолько давно, что иных времен ты и не припомнишь. И Ныру врал, и даже сейчас не слишком раскаиваешься. Во благо тогда вранье Лягушке было – и ему, и тебе, жизнь облегчало. А Теа врать нельзя. Вот нельзя, и все. Ты и не врал, разве что когда она в клетке сидела и ты не знал, что она – Теа.

И все равно. Вот все кончилось. И сказать нечего. Зачем ты идешь? Нельзя найти кицунэ, если она не хочет.

Рыжая сидела на уступе скалы. Неизменный лук бережно уложен поверх колчана. В руках короткая штука из белой кости – флейта. Прежде Квазимодо несколько раз видел, как лиска в нее дует, но ни разу не слышал звуков. Не дудка, а просто игрушка. Да пусть хоть в куклы играется, лишь бы никуда не девалась.

Квазимодо даже зажмурился от облегчения – вот она рыжая, никуда не удрала, не спряталась. Вор вытер рукавом взмокшее лицо и, задрав голову, сказал:

– Это я.

Отчетливо увидел, как девушка пожала плечами:

– Я догадалась, что ты. Кто еще может так пыхтеть? Что-то случилось?

– Да нет, просто я… – Вор замолчал и потом сердито сказал: – Случилось. Не знаю что, но точно случилось. Почему ты одна ушла? Если ты на меня разозлилась, то скажи прямо. А так – плохо.

– Что плохо? Конь-як кончился?

– Да пошел он в жопу, этот коньяк. Без тебя плохо. Я хочу залезть и сесть с тобой рядом. Можно?

– Разве я когда-то запрещала?

Для того чтобы забраться наверх, пришлось обойти уступ и подняться вдоль скалы. Злой и несчастный вор с трудом выбрался на широкий уступ. Далеко позади мерцали два окна докторского дома, пряталась между крутых берегов река, неощутимый здесь, в скалах, ветер там, в звездной высоте, по-прежнему гнал обрывки туч.

Квазимодо прошел по широкому выступу, сел рядом с девушкой. Теа не шелохнулась.

Сидеть рядом с рыжей было легче, но все равно – внутри словно кто-то тупым ножом ковырялся. Квазимодо понял, что молчать просто не может.

– Теа, я пришел, чтобы сказать… Нет, вернее, чтобы спросить… Короче, я тебя очень прошу, объясни, пожалуйста, что случилось. Если дело в моем предложении двинуться на Север, то просто скажи, что оно тебе не нравится. Вообще, скажи мне хоть что-нибудь.

– Охотно, – пробормотала, глядя вдаль, девушка. – Ты самый твердолобый чурбан, которого я видела в своей жизни.

– Почему чурбан? – изумленно поинтересовался вор.

– Потому!

Движения вор не уловил, но в голове сверкнуло что-то белое и искристое. Квазимодо откинулся, ухватившись за лоб. Рыжая шипела, тряся в воздухе ушибленным кулаком.

– Теа?! – пораженно пролепетал вор.

– Заткнись! Заткнись! – придушенно завизжала лиска. – Или я тебя ножом ударю!

– Ну и ударь. – Квазимодо перехватил узкие запястья, удержал руки девушки. – Что с тобой, Теа?