Дезертир флота

Стояла пора Пустоты. Солнце повисло прямо над океаном, и его лучи заставили воду исчезнуть. Нет, вода, конечно, оставалась. По ней вполне можно было стукнуть веслом или, на худой конец, плюнуть. Но плевать не хотелось. Драккар бесшумно скользил по прозрачной линзе океана. Настолько прозрачной, что просто не верилось. Корабль парил над морской жизнью. Дно, похожее на гористые склоны, поросшие слабо волнующимися лесами-водорослями. Слои-этажи воды, на каждом свои порядки, свои вожди, свои хищники и жертвы. Когда лиска была главной в своем сухопутном «слое», ей частенько приходилось лакомиться упитанными птицами, в изобилии водящимися на Холмах. Иногда, ощипывая еще подергивающуюся тушку фазана, Теа раздумывала о том, как сложно все у птиц устроено – крылья, перья, все такие разные и непохожие друг на друга, и все это для того чтобы уметь летать. Может быть, фазанья или перепелиная жизнь, при всей своей глупости и беззащитности, не так уж и бессмысленна? А что говорить о жаворонках или ласточках, которые забираются к самому солнцу? Уметь летать – вот настоящее колдовство. Теа млела от мысли, что она единственная из лис, умеющая летать. Пусть и на драккаре, и не по воздуху, а по воде.

Время Пустоты завораживало. Теа могла бы смотреть на обнаженный океан сутками напролет. Но свои тайны морской мир отдавал по капле – ускользнет короткий послеполуденный час, и вода вернется на место, туманная пелена затянет дно и бесчисленных обитателей, потом сгустится голубой цвет, и станет непроницаемо синим, потом придет мрачная зелень, и исчезнет все, что приоткрыл океан.

Клубился косяк мелкого живого серебра. В первый раз, увидев такой живой столб, Теа приняла ни на миг не замирающий водоворот за какое-то крупное и хищное животное. Разве можно представить, что перед глазами собралось рыбьих голов больше, чем ты съела и еще съешь в своей жизни? Сельдь-меринка, вкусная, хотя и не очень жирная. Толстоспинная полосатка нравилась Теа больше. Похрустывающая на зубах, сочная, изумительная даже без соли, мякоть. Рассказывают, что ею лакомятся прямо в сыром виде в лучших домах Глора.

Мимо косяка меринки неспешно прошла гладкозубая акула. Не слишком крупная – шагов пять длины. Теа навидалась этих гладкозубок куда как повнушительнее размером. Правда, даже самые крупные на драккар не покушались. Иногда выпрыгивали у самого борта, пугали деревянного собакоголового незнакомца пастями, полными длинных и острых зубов. Ныр уверял, что гладкозубки слишком тупы, чтобы догадаться, что в деревянной шкуре корабля прячется нежное мясо. Кругом полно тварей поумнее: это и головобой, и Тусклая Кошка, и скат-лунаброд. Теа давно перестала бояться. Не скрывать страх, а действительно не бояться моря. Привыкла. Осталось уважение, но страх кончился. В океане тоже можно жить. Питаться, развлекаться, охотиться. Например, после короткой драки оказалось, что у ската на диво вкусные и жирные бока. Весло рыбина успела сгрызть только одно. А завтракали, обедали и ужинали глупым скатом целых два дня. Жизнь как жизнь. Конечно, где-то рыщут и стурвормы. Этих острогами, переделанными из копья, не возьмешь. Ну и что? Смерть всегда ходит бок о бок и с человеком, и с лисой. В этом смысле разница между сушей и океаном невелика – здесь смерть еще и поглядывает на тебя снизу сквозь тонкие доски обшивки и хрупкие ребра шпангоутов.

Океан еще не померк. Тянулась и тянулась прозрачность Пустоты. Давно исчез в своей вечной круговерти косяк меринки. Промелькнули, подобно никогда не устающим стрелам, охотящиеся тунцы-стары. Дно стало ровным, торчали густые пучки водорослей, мерцала королевским пурпуром неторопливая и ядовитая, как сотня гадюк, медуза.

Теа крепко зажмурилась, посмотрела опять. Глаза говорили, что под бортом корабля ничего нет. Днище драккара, облепленное ракушками и прилипшими водорослями, висело в воздухе. Нет отражения, нет воды. Теа показала язык вяло работающему плавниками шару-лупоглазу. Нет страха у лис. Теперь хоть утопай сто раз, хоть попадай в зубы стурворму, правильная смерть будет.

Пора Пустоты по-прежнему сверкала солнцем и текла в обе стороны: и к мягкому солнцу в безоблачном небе, и ко дну со ставшей почти понятной жизнью. Везет лисе – говорят, в сезон бывает всего три-четыре дня настоящей Пустоты. Лиска видела уже шесть таких дней. Пора Пустоты – это самая середина осени. А осень в этом году лучше не придумаешь. Это даже ворчливый Черный признал…