Дежавю

– Я вот что думаю: если Невельский решился тайком от своего «работодателя» каналом этим рискнуть, то уж больно серьезными должны быть соображения. Он же и так далеко не бедствовал. А тут уж, по логике вещей, явно что-нибудь и вовсе типа – один раз и на всю жизнь, а?

– И что?

– Да футболка. Где ж она может быть…

– Может, ты под гипнозом вспомнишь?

– Да не берет меня. Был у меня случай один…

– Вроде того, как Кол Черниговский нарколога споил?

– И ничего смешного, между прочим. Этого нарколога потом через капельницу откачивали. А все потому, что нечего умничать, мол, «запой мнимый», «запой истинный»… Попили-то они всего ничего – недели полторы, деньги кончились. Кол похмелился и за переводы уселся, с русского на английский для какого-то журнала по биологии, а этот дурак чуть не крякнул. А туда же, учить вздумал…

– Гипнотизер-то выжил после общения с тобой?

– Да он, понимаешь, психотерапэ-эвт по специальности и, на беду свою, курсы какие-то по гипнозу перед этим прошел краткосрочные. И занесла его нелегкая в нашу компанию. Откуда взялся? По-моему, Марьяна его приволокла. Выпил он водочки и, опять же, умничать стал. Тайники, мол, подсознания… И все приставал ко всем, дескать, давайте заглянем в глубь вашего естества. Ну, достал всех. Мы ему чуть-чуть снотворного скормили незаметно и говорим, мол, ну ладно, давайте. Он обрадовался, взял два стула, поставил один напротив другого, уселся и говорит, на меня показывая: «Давайте вы, пожалуйста». Я сел напротив, он шарик такой, на ниточке, из кармана достает, между нашими с ним рожами раскачивает, как маятник, и говорит: «Считайте, пожалуйста». Я стал считать: «Раз, два, три…» Шарик блестящий качается, он на меня пялится, я-на него, а сам про себя думаю: «Вот, пока я здесь как дурак сижу, выжрут они без меня всю водку или не успеют?»

– Не успели?

– Конечно же, нет. Этот идиот в транс впал. Где-то на счете девяносто шесть. А я-то не понял, думал – притворяется. И говорю: «Барышня, а вы в курсе, что женщины Востока уже сняли с себя паранджу?» А он этак кокетливо плечико приподнял и говорит: «И что?» А я ему:

«Раздевайся и ты…»

– Сексуальную ориентацию поменял?

– Эпсолутли. Даже уж и не знаю, как теперь его зовут…

– Слушай, а что Невельскому в этом баптизме?

– Ну, всяко… У него сиротский приют, а там – гуманитарка, шмотки всякие, да и бабки-в своей вульгарной наличной сущности. Приезжают штатники или там финны: «Хали-люйя!» А он им: «Халилюйя! Пожертвуйте на сироток ё мани, блу джине энд все, что ю хев…»

– И дают?

– Еще как. Наличманом. И потом – контакты всякие. «Бог тибье лу-убит!» – и поехали в Чухляндию. Разный народ там… тусуется.

– Контакты, говоришь… А до которого они там часу? Мы после Колпина можем успеть?

– Вполне.

– Так к нему кто угодно мог с подарками заявиться?

– Конечно.

– А ты говоришь, – и Волков укоризненно посмотрел на Гурского, – спонсоры…

– Петя, ну я же не вникал. Ну, приезжают, ну, шмотки привозят, ну, значит, спонсоры… Они же все на одну рожу.

– Ладно. Ты дорогу-то от Колпина помнишь?

– Да там рядом, минут десять на машине. Когда автомобиль остановился на подъездной дорожке, ведущей к широкому, обсаженному кустами двору, в глубине которого стояло приземистое двухэтажное здание, Волков присвистнул:

– А что здесь раньше-то было?

– Профилакторий какой-то. Для «трудящих» масс. Ну что, пойду я парня искать. В разведку, за «языком». А ты знаешь, кстати, почему Ленку «спутницей» зовут?

– Потому что – спутница.

– Ты с какого курса вылетел?

– Я, между прочим, восстановился и все-таки закончил, в отличие от некоторых.

– Так ты юрфак добил?

– Вплоть до диплома.

– А академичку университетскую помнишь?

– А то…

– Ну, так Ленка же каждый раз книжки всякие приносила удивительные. У ее деда библиотека была – конец света. И, в частности, брошюра «Спутник партизан». Ее сбрасывали с самолетов над партизанскими районами во время войны. Содержание – просто сказка… Как выиграть войну посредством соломы и грязи. Там главы такие были: «Как командиром стать», «Как справедливым быть». И – «Смелому танк не страшен». «Смелый, – там говорится, – танка не испугается. Он, приноравливаясь к рельефу местности, подпустит танк поближе. А потом, вспрыгнув на броню, замажет смотровые щели грязью, а пулемет заткнет соломой или загнет топором. Экипаж танка он возьмет в плен, но не допустит самосуда, а поведет на допрос к командиру».

– Круто.

– Вот поэтому Ленка сначала была «спутницей партизан», а потом просто «спутницей». Люблю ее безумно…

– Я тоже.

– Ох… Ты придумал, как с мальчишкой говорить?

– Давай, Фарафонов, предоставь объект.

– Цинизм заготовил?

– Ну иди уже…

– Петр Хведотович, – Гурский взглянул на задернутые легкой занавеской и чуть приоткрытые четыре окна второго этажа, остальные окна были распахнуты настежь, – а подайте-ка мне парабеллум…

– Иди, иди, если что – ори громче. Александр пошел по асфальтовой дорожке, поглядывая на окна второго этажа и всматриваясь в лица ребят, которые катались на роликах и скейтах по двору.