Дежавю

Время сжалось, падали звезды и президенты, спотыкаясь, обещали пироженки меньшинствам, бесплатное жилье бомжам, а остальным налоги и жаркОе из тараканов. Самое лучшее — людям, все, как и полагается времени перемен. В этой эпохе понамешано столько байденов и обам, что человечество вряд ли переживет их затеи. Сломали нам хронологию и перспективы.

«Важны возможности горизонты новые открывающие. Опыт уникальный, выводы и понимание. Надежды на бессмертие дарующие», — сказали бы сейчас менторы, коучи и гуру.

А мне б научить кота нашего смывать за собой, да в обстоятельствах случайных или не очень, окончательно разобраться.

Начнем заново.

Попытка прозрения номер пять, или четвертая лишь? Сбился со счета, но неутомимые небожители упорно продолжают метафизику под мои ноги подбрасывать. И не догадаться никак, где споткнешься и разобьешь свой греческий нос. Зачем им все это?

Говорят, собака — друг человека.

И я, как самый обычный Маугли, рос среди них, дружил и удирал иногда. Они жили в будке, у нас, у соседей, или просто являлись из облаков, чтобы учинить апокалипсис.

Други бывают разные: в основном, ангелы любящие тебя больше, чем себя, но случаются такие демоны, которые за раз пытаются откусить всю ногу.

Но речь не о четвероногих, с ними всегда можно договориться, не то, что с людьми.

Почти всегда.

Свежим сентябрьским утром, по шумной улице города М шел молодой человек.

Утренняя гроза прогнала бесконечные пробки и дурные мысли. И воздух прозрачен, и на душе чисто.

Молодой человек приехал сюда из замечательного города Ми, но другого — родины партизан, батьки и молочки, где оказался волей случая. Случай встал ему не дешево, и в стольный град М парень попал уже изрядно поиздержавшись. С другой стороны, его избавили от пустых обещаний, веры в человечество и накоплений, что ценно само по себе.

До этого, почти вчера, он открывал Америку: с востока на запад, с севера на юг. Открывал, пока не понял: «Страна большая, а жить негде».

Он боролся там за светлое будущее бесконечные года, и не чурался любой работы, даже двух. Начинал как все: в семь, заканчивал в десять. С утра до ночи. Жить некогда, надо выживать.

Алекс приспосабливался, горбатился и сводил концы с концами. Откладывал, вкладывал, рисковал. Терял и вновь начинал заново, пока не спросил себя: зачем?

— Красивая картинка, но не для меня, — решил он окончательно через долгих восемь лет. И сорвался в неизвестное далеко.

Казалось, только день назад, он оставил обитель судов, долгов и корпораций, а уже сегодня шагал по другой стороне планеты, и размышлял о превратностях судьбы, отказа от навязанной Голливудом мечты и избавления от иллюзий.

Год назад он бросил все, сказал: «Гудбай Америка», и помахал рукой. Не из-за обилия бомжей, трехполых туалетов и ощущения собственной никчемности: важнее оказалось жить своей жизнью и остаться собой, а не тем, чем делает тебя чужая страна. Да и режим перманентного выживания надоел.

Неделю назад он вернулся в родные пенаты, и попал, толком не осознав во что: осколки розовых очков «Made in USA» мешали ему рассмотреть достижения родной стабильности. Да и что такое «пенаты» он так и не понял.

В кармане шуршали 400 долларов, а больше не было ничего, кроме квартиры арендованной тут же, на Живописной улице. Точнее, деньги как бы имелись, но Сэмы в американской стране не очень хотели их возвращать. Говорили: «Русские, борьба с отмыванием и глобальное потепление».

— Фуякино жулье, грабители с большой дороги, — чертыхнулся Алекс вспомнив ковбойские козни, но настроение хорошее, погода отличная и беспечной походкой он направлялся в парк, манящий тишиной и тенистыми аллеями.

От размышлений его оторвала едва заметная тень и резкое движение на него.

Но рефлексы наши остры, и нервы — стальные канаты. Мы всегда готовы к землетрясению, дефолтам и ударам в спину.

Алекс инстинктивно отпрянул в сторону.

Напротив него пригнулась груда мышц в черном, украшенная белоснежными клыками. Не Багира, но впечатляет.

— Ротвейлер, — определил он, — и смотрит недобро. Без поводка и намордника, и хозяина не видно. Через секунду бросится. Нужно развернуть корпус и уйти с линии атаки.

Додумать ему не дали.

Огромный пес, как подброшенный пружиной рванул к нему, охотясь за головой.

Его головой.

Алекс отклонился вправо и развернулся лицом к опасности. Страха не было, сказалось богатое на стычки с собаками детство. Мысли текли невозмутимо: «Сейчас еще раз прыгнет, но схватить будет пытаться чуть ниже, уклоняемся влево».

Через мгновение ротвейлер взвился, целясь в его шею. Саня уклонился влево и оттолкнул от себя летевшего на него пса.

Тот упал, вскочил, и молча начал подбираться ближе.

— Не рыкнет, ни гавкнет — плохой признак. На счет три сиганет, хватать будет за руки или за пах, надо успеть отскочить назад, и захватить его шею. Но где же хозяин? — слегка обеспокоился он.

И вдруг, пришел в себя.

Он находился в глубине тихого парка, от налетевших порывов ветра шумели деревья, по аллее прогуливались мамы с колясками.

Идиллия вокруг.