Дежавю

Дождь лил как из ведра. Я бережно спрятал стопку своих Насте писем за пазухой. Стоило догадаться, что почтальон, за отдельную плату, будет приносить такого рода почту лично в руки хозяйке квартиры и Настя их никогда не увидит. Попало ли хоть одно из них к ней? Дождавшись своего такси, я пулей заскочил в машину, и апатично прикрыл глаза. В момент, когда машина тронулась, я заметил Настю. В объятьях какого-то мажористого парня. В жар бросило так, будто меня горячей смолой облили. Смутно помню, как потребовал остановить машину, как бежал обратно, но ОНА уже ушла. Брюнет, больше похожий на озлобленного волчонка, лишь скользнул по мне безразличным взглядом, будто я пустое место. Она моя, чёрт возьми! Как же хочется завыть. Но я, молча, направился к детской площадке. Что дальше? Дальше просто жить, и пусть всё хоть к чёрту катится! Достал из заднего кармана тоненький блокнот и ручку и начал писать. Это моё прощальное письмо, той, что подарила мне крылья…

Настя

Противный дождь, продолжил барабанить в окна даже утром. Мне он хоть и по душе, но всё хорошо в меру. Желания поддаваться осенней хандре не было абсолютно никакого. А посему, вместо того, чтоб бездумно нежиться в кровати, я с наслаждением врубила музыку погромче и насладилась горячим душем. Среди кучи ярких баночек с духами, выбрала те, что с сочным, едва уловимым ароматом малины. Они в последнее время мои самые любимые. Я неизвестно чему улыбнулась, пока, кружась и пританцовывая, двигалась к входным дверям.

– Держи, дождь на улице, – мама с улыбкой протягивала зонт, купленный буквально на прошлой неделе. Он как нельзя лучше подходил к моему приподнятому настроению. Однотонный с внешней стороны, под куполом он распускался огромным, нежным цветком.

– Спасибо, – я чмокнула мать в щёчку, – передай папе, я в машине подожду!

– Насть, ты выглядишь счастливой, – она смотрела на меня с улыбкой, но отчего-то в глубине глаз мне почудилась тревога, – Удачного дня!

Послав маме ответную улыбку, я выскользнула за дверь. Напевая, привычным делом проверила почтовый ящик. Там лежал лишь вырванный из блокнота лист, сложенный пополам. Записка? Интересно…

«Той, что подарила мне крылья», гласила подпись. Сердце, сделав сальто, отбойным молотком застучало где-то у самого горла. Открылись двери вызванного лифта, куда я шагнула, даже не глядя. Под тихий, механический звук его спуска, мои глаза жадно вчитывались в написанные знакомым почерком слова:

«Я сегодня приду в твои сны,

Встреть меня без тоски и без грусти.

Давай вместе сожжем все мосты,

В небо прошлое дымом отпустим.

Ты мне крылья отдала свои,

Ну а я – не рождён для полётов,

Я их вырвал нещадно, прости,

Их храни для другого кого-то.

Ты напрасно, родная, не рви

Нашим прошлым несчастное сердце,

Пламя пусть пожирает мечты -

Их теплом нам уже не согреться…»

Даже не стала открывать зонт, чтобы добежать до машины. Мною овладел полнейший ступор, кожа покрылась мелкими мурашками, даже дышать, не то, что мыслить, удавалось с трудом. Словно в тумане устроилась на заднем сидении и поддерживала лёгкий, непринуждённый разговор с отцом, помахала ему рукой, уже выходя у ворот школы. Неспешно добралась до кабинета информатики, села на своё место, у самого края длинной парты и уставилась в окно. Во дворе, будто кто-то, большой губкой, впитал все краски, оставив лишь серость и уныние.

–Тоска смертная, – проследив за моим взглядом, прокомментировал Тим, – у тебя волосы мокрые, под дождь, что ли попала?

Я не ответила, не хотелось ни кого видеть, и, тем более, ни с кем говорить. Пока Тим продолжал свои расспросы, я, отвернувшись от него, безучастно уставилась в свой блокнот. Щемящая пустота тисками сдавила грудь. Вот значит, каков удел моей мечты. Просто сгореть. Разве это так просто, сжечь и развеять по ветру два года мучительного ожидания встречи? Кирилл, которого я помню, никогда не написал бы этих слов. Мог ли он так сильно измениться? В голове не укладывается. Но факт остаётся фактом, вчера, когда я вернулась, этого прощального письма ещё не было. Получается, он не захотел, напоследок, посмотреть мне в глаза. Просто подбросил лист и ушёл, даже не позвонив в мою дверь. А что бы я ему сказала? К чему слова, когда человек уже всё для себя решил…

Я смотрела на один из своих рисунков. Тот, что сделала у Кирилла дома. Его взгляд из-под растрёпанных, длинных волос, казалось, проникал в самую душу. Захотелось взять ластик и стереть эти глаза. Такие необыкновенно серые. Такие до одури родные. Уже занесённая рука предательски дрогнула, я не могу уничтожить память о нём, частичку своей первой любви. В тот день, после его признания, я дорисовала ему два белых крыла за плечами. Какая ирония.