Дежавю

Близость неминуемой расправы, открыла во мне второе дыхание. Я, уперевшись коленями в живот Кирилла, резко, изо всех сил, его оттолкнула, отчего он на пару мгновений потерял равновесие. Этого мне оказалось достаточно для того, чтобы отпереть дверь и кинуться на первый этаж. Раскат безудержного смеха раздался мне вслед.

– Ты всё ещё любишь, когда с тобой играют, Настенька. Будь по-твоему…

– Раз– два – три – четыре – пять,

Я опять иду искать…

Не оборачиваясь, я бросилась прочь из дома. Слёзы мутной пеленой застилали глаза, отчего всё окружающее сливалось в размытое пятно. Я бежала не чувствуя как нещадно горят мои израненные, босые ступни. Не чувствуя ничего, кроме животного страха. Редкие фонари освещали небольшие пятачки тротуара. Вокруг ни души. Ноги стали неметь и подкашиваться. Тогда я просто побрела, слушая, как шаги моего преследователя раздаются всё ближе и ближе. Ноги погрузились во что-то вязкое, заставив меня стремительно раскрыть глаза. Тина. Я снова вернулась к реке. И на этот раз мне не скрыться.

Протяжно взвыл очередной порыв ветра, заунывная увертюра к прозвучавшему до дрожи отчётливо шепоту:

«Чего дрожишь, никто не спас?

А я найду тебя сейчас!»

Он будто вынул из меня душу. Вот и всё. Тяжело дыша, я уставилась в темноту. Даже в беспросветной мгле, я чувствовала на себе тяжелый взгляд Кирилла. Затылок обдало зловонным дыханием моей необратимой смерти.

– Теперь мы дома… – знакомые руки Кирилла подхватили меня и отнесли к воде. – Вместе, как и мечтали.

Он, нежно укачивая меня, погружался в омут. Я больше не сопротивлялась, обняла парня за шею и, глотая слёзы, послушно закрыла глаза. Поток поглотил нас с головой. Темнота. Душа освободилась так легко и приятно…

Рывок, резкий и безжалостный вырвал меня из неги.

– Разряд! Ещё разряд! – меня окружили незнакомые голоса. Яркий свет ударил по глазам.

Ужасное чувство, как при падении с большой высоты. Тело заколотило. Сердце сделало удар. Ещё один. Спазматический вдох. Воздух потоком прорвался в лёгкие, разрывая их до предела. Выдох…

Вокруг меня замелькали слабые тени, но накатившая сонливость не дала мне сфокусировать на них взгляд. Выжила! Я жива, это главное. Неимоверное чувство облегчения затопило меня целиком. Я провалилась в умиротворённое забытье.

Очнувшись, я не могла сообразить, где вообще нахожусь, и что со мной происходит. Сильная слабость не позволила мне сесть.

– Лежи, не вставай! – мама порывисто прижала мою руку к мокрым от слёз губам. – Настенька, девочка моя…

Когда туман в глазах немного рассеялся, я поняла, что нахожусь в больничной палате. Обе руки безвольно лежали поверх одеяла, и от одной тянулась прозрачная трубочка капельницы.

– Что со мной случилось? – пересохшие губы ещё плохо меня слушались.

– Ты несколько дней пролежала в коме, – обычно размеренный материнский голос дрогнул, – а затем твоё сердце остановилось. Тебя каким-то чудом реанимировали.

– Ты изменилась … – вымученно улыбнулась я, внимательно вглядываясь в родные черты. – Решила вернуть старую причёску? Тебе идёт. – Но дело было не только в волосах, в ней произошли неуловимые перемены, и это не давало мне покоя. – Май месяц на дворе! Зачем ты натянула этот свитер? Тем более Букет его присвоил себе, теперь тебе не избежать его страшной мести!

Я слабо засмеялась, но тут же запнулась, натолкнувшись на мамин подозрительный, хмурый взгляд.

– Насть, сейчас конец декабря…

В этой палате меня продержали около недели. Мама приходила каждый день, подолгу гладила мои густые волосы, и почти не разговаривала. Она была напряжённая и часто отводила бегающий взгляд. Её можно было понять, страх потерять единственного ребёнка, кого угодно сделает нервным. Всё обошлось. Единственное что меня теперь беспокоило – обнаруженная на голове небольшая рана, происхождение которой я не могла себе объяснить. Спрашивать тоже ничего не стала, незачем травить мать страшными воспоминаниями. Я часами смотрела на белые сугробы во дворе и решительно не понимала, что происходит. По моим подсчётам, тонула я чуть больше недели назад, в конце мая. А за окном декабрь. Декабрь! Завтра новый год…

Следующим утром, я по обыкновению разглядывала белоснежный потолок, жуя одно из оставленных на моей тумбочке яблок. Антоновка, мои любимые. Накатило странное чувство дежавю. Я пыталась уловить обрывки навязчивых эмоций, что помехами, как от старой киноленты, рябили в моём сознании. Безуспешно, реальность их перекрывала.

Негромко скрипнула дверь, я, откусив очередной кусок антоновки, повернула голову.

– Настёнька, принцесса моя, я места себе не находил! Иди я тебя обниму, мой конопатый ослик! – широко улыбаясь, папа протягивал ко мне свои огромные руки.

Крепко обвив руками папину шею, вдохнула пряный аромат его любимого парфюма.

– Я приехал за тобой, тебя сегодня выписывают, – улыбнулся мой родитель. – Извини, приехал, как только смог. Возился с очень важным, крупным проектом. Теперь всё улажено и мы всецело в твоём распоряжении! Помнишь Ромку?