Дежурные по стране

— Клятва на верность обществу должна быть простой, — подключился Молотобойцев. — Никаких кровопусканий в чашу Грааля, мистических обрядов посвящения и прочей ерунды… Заводим журнал, заносим туда свои фамилии, а напротив фамилий не расписываемся, а ставим крестики. Двойной смысл получится. С одной стороны ставим крест на себе, на своих амбициях и желаниях, с другой — становимся ближе к народу, потому что неграмотные люди из низовой прослойки когда-то расписывались именно так.

На том и остановились. Магуров старательным почерком переписал в тетрадь фамилии и инициалы парней, а потом все расписались. Женечкин предложил посмотреть город с крыши. Взяв с собой шампанское, друзья покинули квартиру.

Мороз давил за тридцать. Воздух был настолько чистым и прозрачным, что, казалось, стоит только протянуть руку — и можно собирать звёзды в лукошко. Всё реже слышались залпы праздничного салюта, потому что победоносные армии новогоднего фронта в спешном порядке покидали город и развивали наступление на запад. Люди не спали. Из окон многоэтажных домов лился свет. Не обращая никакого внимания на холод, разогретые алкоголем горожане выходили из подъездов, соединялись в толпы и шумными компаниями валили на городскую ёлку в Белогорский парк. Там можно было встретиться с друзьями и старыми знакомыми, поздравлять и быть поздравленным, покататься на горках, поиграть в снежки, поводить хороводы и много чего другого.

Друзья стояли на краю крыши, смотрели вниз и молчали. Первым заговорил Мальчишка:

— Поцыки, я должен обязательно сказать вам, что из нашей затеи ничего не выйдет. Нет, я не к тому, что надо остановиться. Просто раньше ни у кого не получалось, и я хочу, чтобы вы были готовы к этому.

— А как же тогда идти вперёд? — спросил Магуров.

— Переквалификация, — ответил Женечкин. — Все любят славу, успех, деньги, а вы влюбитесь в бесславье, неудачи и безденежье. В такое ещё никто не влюблялся. Если сможете, станете обладателями страшной силы, просто необоримой, поцыки. То, что будет ломать и корёжить других, вас будет радовать и вдохновлять. Среди провалов вы будете чувствовать себя как рыбы в воде, сможете принимать правильные решения, когда другие начнут опускать руки. Научитесь любить неудачи, мечтать о них, хвалиться ими. Так же, как сребролюбивые люди хотят заработать новые миллионы, так и вы должны думать о том, как бы нарваться на новые неприятности. Коллекционируйте рубцы на душах, как марки. И как всякий филателист мечтает иметь в своём альбоме редкий, нигде не встречающийся экземпляр, так и вы просите Бога о том, чтобы он послал вам испытание, с которым ещё не сталкивался ни один человек. Помните, что железо закаляется не на лазурном побережье, а на страшном огне. А нужная форма придаётся ему не через поглаживание, а через удары молотом о наковальню. Так из никчёмной руды, которую мы пока собой представляем, получится твёрдый металл, далее — дамасские клинки и лемеха плугов.

— Понятно, Вовка. Не продолжай, — произнёс Молотобойцев. — Теперь вот о чём. Нам не надо устраивать тайные собрания, как это делают все общества. Организация — ведь не для самой организации, а для простых людей, которым мы хотим помочь. Надо идти на самые трудные участки и менять там ситуацию — вот и всё. Найдём последователей там — найдём везде. Наша задача — не свержение существующего строя, а его безболезненное реформирование. Эволюционный путь, в общем. Я сейчас конкретно к Левандовскому обращаюсь. Эволюционный, Лёха. Только эволюционный. Революцию уже проходили, сам знаешь, чем всё это закончилось. — Левандовский закусил губу, но всё-таки кивнул в знак согласия, и только тогда Вася продолжил: «У меня тоже кровь бродит, у всех нас в большей или меньшей степени бродит, потому что молоды, но баррикады — не выход. Я ни разу не слышал, чтобы даже самый мерзкий политик сказал нам с высокой трибуны: «Режьте, убивайте, крадите». Ни разу. Этого достаточно, чтобы я терпел их беззакония».

— Я с тобой согласен, Вася, но в низы не пойду, — сказал Волоколамов. — Туда сейчас лучше не соваться, иначе хребет поломаешь. Изменить ситуацию можно только реформами сверху… Отупевшее быдло. Спившийся, ничего не понимающий плебс.

— Это быдло и плебс — великий русский народ, — бросил Левандовский.

— Тёмное царство. Не нашим, не вашим. Тёмное царство, — выступил Магуров в роли третейского судьи.

— А я вот о чём подумал. Каждый из нас должен научиться бороться в одиночку… Надо расстаться, — тоном, не терпящим возражений, произнёс Бочкарёв. — Пусть каждый выберет себе участок, а потом расходимся. На всё, про всё — месяц. Время «Ч» — 1 февраля. Место общего сбора — общежитие «Надежда».

Наступила зловещая тишина. Парни задумались.

— Внедряюсь в местную фашистскую организацию «Русское Национальное Единство», — хладнокровно произнёс Левандовский.

Услышав эти слова, Магуров вздрогнул, серьёзно посмотрел на Алексея и сказал:

— А мой участок — Шанхай… Район нищеты.

— Pushkin street… Проститутки, — бросил Бочкарёв.

— Деревня… Еду в деревню, — выбрал сегмент Молотобойцев.