Дежурные сутки

Кравцов, только что «произведший опасное задержание» семейного дебошира Маликова, на секунду опешил, но, вспомнив фразу про «прямой эфир», дьявольски блеснул глазами и взял себя в руки.

— Меня все зовут Лобо.

— «Лобо» — это кличка или призвание?

— Клички у собак. «Лобо» — это стиль жизни.

— Скажите, кто этот человек, которого вы, рискуя жизнью, задержали?

— Этот, как вы выразились, человек — жестокий преступник. Я задержал его по приказу заместителя начальника уголовного розыска Лоскутова. Он разрабатывал его на причастность к совершению особо опасных преступлений целый год.

Оператор убрал глаз от резиновой накладки камеры и с сомнением посмотрел на «жестокого преступника». Бедная Лариса, еще не осознавшая весь трагизм своего положения, продолжала напрямую вести передачу.

— Значит, инициатором задержания был ваш начальник Лоскутов?

— Конечно. Такие задержания мы проводим исключительно по приказу заместителя начальника уголовного розыска Лоскутова.

— А что на этот раз совершил этот преступник?

Кравцов открыл было рот, но в этот момент в отдел ввалилась пьяная баба с «фонарями» под обоими глазами и растрепанными волосами. На ней красовалась вязаная кофта — писк моды в период расцвета творчества «Битлз», зеленое пальто и «финские» валенки, модные в год убийства Джона Леннона. Оператор автоматически перевел на нее камеру. Баба прижалась лбом к решетке дежурки и запричитала:

— Маркуша, родимый, отпусти ты моего козла, а? Он больше не будет драться. Ну, пожалуйста…

— Это кто — козел?! — взревел с лавки мужик, распространяя по помещению, словно ударную волну, пары перегара. — Это ты — козел! Курва заплесневелая! Сади меня, Марк Иваныч! Сади! Видеть эту рожу больше не могу!

Оператор мотал камерой из стороны в сторону, а растерявшаяся Лариса Мазутина чувствовала, что после сегодняшнего «горячего» материала ее отправят освещать рубрику «Магазин на кровати».

Лоскутов после этого три месяца не выходил в эфир, а Кравцов шесть раз отдежурил за февраль.

15:27

— Итак, бабушка, я вас в восьмой раз спрашиваю — что у вас похищено?

Ширшов, в состоянии дикой депрессии пытался выяснить у потерпевшей старушки величину материального ущерба после кражи. Из-за ее несообразительности он не мог никак закончить протокол заявления и признать ее гражданским истцом по делу.

— А черт-те знает, милок. Утюг, кажись, слямзили…

— Вон он, утюг, на шкафу стоит, — в очередной раз ткнул пальцем Ширшов.

— Юбки плиссированной не вижу…

— Вон она, юбка, на дверце висит.

— Телевизора не наблюдаю…

— Мы уже выяснили, что он у вас «еще в прошлом годе» сломался, и вы его зятю чинить отдали.

— Документы глянуть надо…

— Я их в руках держу, Авдотья Степановна.

— Тогда, милок, ничего и не пропало.

— Зачем же тогда кражу заявляли? Сказали бы просто — замок на двери раскурочили какие-то лиходеи.

— А что я в этом понимаю, внучек? Мне уже семьдесят пять годов на Спаса стукнет.

Ширшов рявкнул:

— Кравцов!

— Не нужно орать. Я хорошо слышу, — спокойно отозвался стоящей за спиной следователя Марк.

Ширшов затравленно оглянулся.

— Я думал, ты еще обход делаешь… Короче, Марк, здесь будет не кража, а умышленное уничтожение имущества.

— Дохлый номер с обходом. Никто ничего не видел и не слышал. Кстати, бабуль, я хотел спросить у вас… Квартира-то приватизирована?

— А как же? В девяносто восьмом приватизировали.

— На кого?

— На меня. На дочку не стала — смерти моей желать будут.

— А кто еще здесь прописан? — продолжал расспрашивать опер.

— Дочка и прописана.

— Тогда смерть ваша здесь ни при чем… А где документы на квартиру?

— В секретере. — И старушка засеменила к потертому шкафу.

— Бабушка, а вы с кем-нибудь подписывали документы, скажем, на ваше содержание? С последующем отчуждением доли имущества?

— Чаво?..

— Ну, вам кто-нибудь продуктами, деньгами помогает?

— А как же? Собес молочко носит. Денежки иногда дают.

— А вы им что за это обещали?

— Квартиру поделить между Зойкой, ну, дочкой, и собесом.

— А документы какие подписывали с собесом?

— А как же? Договор подписывала.

— Понятно. — Кравцов опять почувствовал, что обеими ногами попал в чужую грязь. — А у зятя или дочки ключи есть от вашей квартиры?

— А зачем им ключи? — откровенно удивилась хорошо сохранившаяся и почти не потерявшая разум бабуля. — Я же всегда дома.

— Так что у нас с документами?

Перерыв все альбомы, фронтовые письма мужа и квитанции десятилетней давности, старуха воскликнула:

— А где же они?! Милок, документов-то нету…

— Заполняй протокол заявления. Кража здесь, господин следователь. Самая банальная кража документов с проникновением, — сказал, обращаясь к Ширшову, Марк и вполголоса буркнул: — И поехали к зятю с дочкой… Бабуль, дочка-то где с зятем живут?..

Глава 4

15:59