Громкой компанией они вырвались из подъезда, девушки тут же начали лепить снежки и бросать их в своих возлюбленных. Пришлось провести короткий позиционный бой вокруг ярко-красной машины Михаила - «Toyota Celica». Снег брали с капота и багажника. Потому скоро стала видна хищная мордочка приземистого японского «покемона». Она тоже хотела принять участие в сражении. Раскосые аэродинамические фары ждали команды «банзай». Не самая крутая в мире спортивная машина, но Миша любил ее чуть меньше Лены и чуть больше родительской квартиры - родового гнезда. За нее (в материальном смысле) он отдал все, что у него было, и все, чего у него не было, но что смогли отдать ему родители. Да, она во многом уступала 924-му «Porsche», но это была его, Мишина, машина. Вообще-то он видел ее как машину для двоих, но в эту ночь ему пришлось сделать исключение. Пьяный азарт затолкнул четверых друзей в стального цвета салон, обещающий покорение скорости.
И в приличные морозы машина заводилась одним поворотом ключа, а в это утро - даже с каким-то присущим живому существу вожделением. Они еще не успели выехать из двора, как Андрей с Ларисой переплелись на заднем сидении в долгом поцелуе, предполагающем их полное отсутствие в окружающей действительности. Зачем тогда поехали? Михаил решил не смотреть в зеркало заднего вида, но несколько озлобился, нога невольно придавила педаль газа. Лена на соседнем сидении ойкнула, но больше это походило не на испуг, а на подначку. Короткая юбка и телесного цвета колготки, подчеркивающие длину и стройность ног, падающие на них через верхний люк снежинки - куда ехать?! Приехали...
Улицы были пусты, как марсианские каналы. Переулки кончались, не успевая начаться. Дворники с трудом разгоняли снегопад на лобовом стекле. Красная японская пуля по имени «Celica», заправленная русским адреналином, «Сибирской короной», и смятением чувств, неслась к сердцу города, рассчитывая пробить его навылет, чтобы широкой аортой проспекта уйти в сторону окружающего жилые массивы леса. Эх, катались раньше на тройках да в санях, а тут ревут под тобой сто девяносто лошадей, и уже как в анекдоте: «Я слишком быстро еду? Нет, вы слишком низко летите».
Ноги и глаза Лены, разрез джемпера, где глубоко и часто вздымалась аккуратная и красивая грудь, закручивающийся спиралями снег и растворяющийся в нем свет фонарей, мерцание приборной доски... И вышедшая из рассветной мглы на дорогу фигура старушки - светло-серое в свете фонаря пальто и пуховый платок.
Михаил увидел ее слишком поздно. И снег, поднявшийся волной до самого бампера, не сократил самый длинный в жизни Михаила тормозной путь. Нажимая короткими движениями на тормоз, он осторожно выворачивал руль, выигрывая у пространства хоть какие-то сантиметры, но последние метры машина снижала скорость уже боком, шла к цели задним правым колесом.
А старушка, как завороженная, замерев с прижатой ко рту вязаной варежкой, ждала. Косоглазая, злая с виду «Toyota» пренебрежительно ударила пожилую женщину красным, дразнящим едущих за ним водителей задом, отбросив ее на несколько метров. Лена вскрикнула, на заднем сидении прервался без звука поцелуй. У Михаила подпрыгнуло и остановилось на мгновение сердце.
- Жми на газ! Дергаем отсюда! - крикнул с заднего сидения Андрей, на что Михаил только зло зыркнул в зеркало и дрожащей рукой открыл дверцу.
Как в триллере, в тихую ночь ворвался ветер, утробно загудел вдоль улиц и, разбрасывая рыхлый белый прах, стал биться в темные глазницы окон, стекла витрин и двери подъездов.
Старушка была жива. Михаил опустился рядом с ней на колени и прерывающимся голосом позвал:
- Бабушка...
Она открыла глаза и стала шептать сквозь рваное, неровное дыхание.
- Ты не виноват, не виноват ты...
- Бабушка, простите меня...
- Господь простит. Ты не виноват, а то они поломают тебе жизнь-то. Я сама, дура старая, на дорогу выскочила. По сторонам не смотрела... Ты не говори им...
- Скорую! Вон автомат! - крикнул Михаил Лене, которая все же решилась выйти из машины и теперь стояла в нескольких шагах, боясь подойти ближе.
- Быстрее!!! - Михаил крикнул с такой силой, что замер даже ветер. Лена очнулась, бросилась к телефону-автомату.
Старушка то замолкала, то снова начинала шептать. Минуты неповоротливыми валунами падали одна на другую, секунды стучали в висках.
- Я-то пожила уже... А тебе жить надо... За меня и помолиться некому будет. Ой, больно чего-то в груди, дышать больно...
- Бабушка, вы молчите, силы берегите, я боюсь вас на своей машине в больницу везти, вдруг вас трогать нельзя, носилки надо.
Михаил стянул с себя «аляску» и укрыл женщину. Та шепотом запричитала:
- Чего ты?.. Простудишься сам...
Скорая «примчалась» минут через двадцать, из кабины вышел подчеркнуто нерасторопный доктор и, увидев лежащую на земле пожилую женщину, почему-то спросил:
- Милицию, ГАИ вызвали?
- Нет, - удивленно взглянул на него Михаил.
- Бабушка, ноги чувствуете, - соизволил наклониться к пострадавшей врач.